Глаза девочки распахнулись от удивления.
– Что? Погоди, я не понимаю. Как это могло произойти? Как младенец туда попал?
– Я спрашивал себя о том же, поверь, но только одно знал точно: откуда бы он ни пришел в наш мир, я должен ему помочь. Завернув кроху в куртку, я спустился с гор и поспешил прочь из леса. Я знал, что сестры из монастыря в Эшвилле помогают роженицам, и направился к ним, рассудив, что с младенцами они тоже обращаться умеют. Но они и слушать меня не стали, только охали и бормотали, что это творение дьявола. Они твердили, что уродец скоро помрет, и сделать тут ничего нельзя. Помогать они отказались.
– Но почему? – возмутилась Серафина. – Это же ужасно! И так жестоко!
Нельзя бросить живое существо на произвол судьбы лишь потому, что оно не похоже на других. Что же за мир там снаружи? Отношение монахинь к умирающему младенцу взволновало ее едва ли не сильнее, чем рассказ о странном желтоглазом существе, обитающем в ночном лесу. И в то же время она восхитилась отцом, представив, как он греет в своих больших теплых руках крошечное тельце, не давая ему погибнуть.
Папаша горестно вздохнул, вспоминая давние события, и продолжил рассказ:
– Пойми, Сера, глаза у бедняжки были закрыты веками, и монашки заявили, что она никогда не сможет видеть. И слышать тоже, поскольку родилась глухой. И на каждой ножке у нее было не по пять, а по четыре пальца. Но это еще ерунда. Ее ключицы были вывихнуты, а ненормально длинная изогнутая спина вся перекошена. Кто угодно подумал бы, что долго она не протянет.
Серафина сидела, словно громом пораженная. Она потрясенно уставилась на папашу.
– Это я тот младенец! – закричала она, вскакивая.
Это был не просто рассказ, это была история ее жизни! Это она родилась в лесу. И значит, это ее папаша нашел и взял к себе. Она была как лисенок, выкормленный койотом. Серафина встала перед отцом.
– Это я тот младенец! – повторила она.
Папаша посмотрел на нее, и по его глазам она поняла, что это правда. Но он ничего не сказал – ни да, ни нет. Как будто он не мог увязать воедино события той темной ночи и свою взрослую дочку. Поэтому он рассказывал историю так, как мог: будто речь шла не о Серафине.
– Спинные позвонки малышки соединялись неправильно, – продолжил он. – Монахини перепугались до смерти от одной мысли, что им придется ухаживать за этим ребенком. Они в самом деле смотрели на него, как на дьявольское отродье. Я же видел крошечную девочку, которую нашел в лесу. Как ее бросишь? И какая разница, сколько у нее пальцев?
