— Удалось ли расшифровать непонятные сигналы, принятые службами Комитета галактической связи?
— Пока нет, — сказал Козырев, не давая Мадии возможности взять слово. — Но Комитет галактической связи сообщит нам, когда завершит эту работу.
— А не может ли ответить на этот вопрос инженер Мадия Тарханова?
— Мадия Тарханова? — повернулся к ней Козырев. Мадия догадалась, что академик хотел бы вообще обойти разговор о сигнале-песенке, но решила сказать правду.
— Сигналы расшифрованы в Музее старой техники на магнитофоне двадцатого века, — оказала она. — Они оказались куплетом песенки времен Гагарина: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…»
Журналисты оживились. Это было интересно.
— И вы считаете, что песенка пришла из космоса?
— Да, считаю. Сигналы сейчас изучаются в Институте математической лингвистики. Получим ответ — сообщим вам. Единственно, о чем хочу попросить вас, — не считайте это курьезом, нелепицей, сказкой. Здесь кроется какая-то загадка, и наука разрешит ее.
Козырев отложил в сторону книгу Эллиота, вздохнул.
«С Эллиотом придется воевать. И не только с ним. У него есть могучие заступники».
Он углубился в проект создания атмосферы на Луне. Рабочий день расписан по минутам.
Вошел Рауль Сантос.
— Добрый день, Председатель, — вежливо поздоровался он, без приглашения усаживаясь в кресло слева от стола академика.
— Что нового на Марсе? — спросил Козырев.
— Теперь Марс — вполне приличная планета, — Сантос осторожным движением поправил тонкий металлический обруч, опоясывавший его высокий смуглый лоб. Это было его знаменитое устройство, помогавшее ему видеть. — Обсерватория стоит на берегу Российского моря. Великолепное здание.
— Российское море больше Черного?
— Больше. Совет Солнца делает успехи.
— Управляемая термоядерная реакция на природном азоте, задумчиво сказал Козырев. — Далеко шагнул академик Соболев.
Козырев вспомнил свой давний полет на Марс в качестве второго пилота планетарного лайнера. Под кораблем простирались пустыни — красные, оранжевые, желтые бескрайние равнины, лишенные признаков жизни. Козырев управлял кораблем. Через перископ кругового обзора он отрегулировал быстроту и направление спуска. Наконец лайнер коснулся поверхности Марса.
Шестнадцать человек первой марсианской экспедиции долго в молчании рассматривали незнакомый, безжизненный пейзаж. Красная, цвета битого кирпича, равнина убегала вдаль, к фиолетовому горизонту, к желтому шарику Фобоса. Над равниной висело сиреневое небо. И была тишина — тяжелая и неуютная. Веками человечество мечтало об этой минуте. Никто не решался нарушить торжественность момента.
