Роскошь нечеловеческого общения | страница 30



Вообще-то, молодцы представляли всю эту монополистическую систему, которая включала почти десяток издательских фирм (неважно, что ни одна из них не имела даже собственного штата) и в которую теперь предлагалось влиться крохотной фирмочке Крюкова.

Гоша подумал несколько минут и принял предложение. А на следующий день он набрал номер мобильного телефона одного из молодцов и сообщил, что выходит из дела и все предприятие готов продать по сходной цене, если найдется покупатель.

Покупатель приехал через час. Это был один из вчерашних молодцов, только на этот раз не в кожаной куртке и спортивных штанах, а во вполне приличном костюме.

Молодец принял у Крюкова печать, учредительные документы и его собственное заявление, выдал Гоше тощую пачку зеленых купюр и исчез из Гошиной жизни навсегда.

С тех пор писатель Крюков больше нигде не работал, жил случайными приработками в многочисленных газетах, причем сознательно выбирал наиболее отвратительные из них — те, которые даже «желтыми» можно было назвать с большой натяжкой. Сам Гоша именовал их «черной прессой».

Ему было сорок пять лет, и в будущее он смотрел с демонстративным пессимизмом.

— У тебя деньги есть? — спросил Журковский, когда они с Крюковым вышли на улицу.

— Малость есть… А у тебя что, нету, что ли?

— Да знаешь… Пойдем-ка в обменник.

Журковский решил разменять последнюю сотню. Все-таки на эти традиционные осенние приемы ни он, ни Галина никогда не жалели денег, как бы мало их ни было. Даже, случалось, занимали специально, чтобы первого сентября принять гостей подобающим образом.

— Разбогател, профессор?

— Да куда там… остатки прежней роскоши. А точнее — остатки гонорара за книгу.

— А-а, ну да, ты теперь книги пишешь. А я вот, знаешь, держусь. Не сдаюсь.

— Так у меня же не то, Гоша. У меня же по специальности.

Журковский вдруг понял, что оправдывается. А с чего ему оправдываться? Книгу эту он писал почти семь лет. А издать удалось только теперь. Греч помог.

— Тебе мэр, что ли, помог? Я так слышал, — заметил Гоша, и Журковский в очередной раз удивился тому, насколько часто бывает, что твою мысль неожиданно продолжает собеседник, словно бы с легкостью читая то, о чем ты размышляешь в данную минуту.

— Помог.

— Ну-ну.

Гоша замолчал и молчал до самого обменного пункта.

— Иди, — буркнул он, остановившись возле стеклянных, озаренных таинственным внутренним светом дверей казино. — Иди. Я тут подожду. Я в такие места даже заходить не могу. Тем более с кем-то там разговаривать… Ты уж давай сам…