Меня опять затрясло, теперь от обиды:
— Я не отходила от нее! Отпускала только с теми, кого вы указали, как безопасных! Но и Вако, и Митто, и Майя… все они твари! Алоис обратил нашу дочь! Во время последнего танца бала!
Теперь он обернулся. Во взгляде была мука:
— Что… вы… сказали?
Тяжелый нарыв обиды в груди наконец прорвался слезами.
— Вако — темная тварь, он увел меня в сад и пытался убить, пока Митто танцевал с Антеей! — прорыдала я. — Но Гедеону помешала Майя! Она другая, чем они, она защищала нас…
— Значит, так вы решили оправдаться? -
Я затихла под буравящим взглядом мужа, пронзенная жуткое обвинением Эреуса. «Я невиновна», — хотелось закричать, но горечь на языке подсказывала, это будет ложью. Виновна. Виновна в том, что три года закрывала глаза на ужасы, творившиеся вокруг, и слабо пыталась доискаться до правды.
— Поговорим об этом потом, — вдруг смилостивился муж. — Ждите, я вернусь с лордом Гесси.
Он спустился вниз, я слышала, как он раздает указания слугам сторожить все выходы и окна, потом хлопнула дверь, и все стихло. На второй этаж поднялось двое крепких парней-конюхов с взведенными арбалетами. Я задрожала и возвратилась в спальню.
Притихшая Антея скорчилась на полу у кровати. На витом столбе белели глубокие царапины: дочь пыталась сначала переломить дерево, посильнее дернув цепь, потом, отчаявшись, просто скребла его ногтями, а сейчас силы окончательно оставили ее. Я опустилась на колени рядом. Антея подняла голову, отбросив две черные шторки волос назад, и у меня комок в горле встал от ее испуганного и отчаянного, живого и родного взгляда.
— Мама, он же охотится на таких, как я! — простонала дочь. — Они же меня убьют, мама!
— Нет, тебя исцелят, — я подвинулась ближе к ней. Промелькнула мысль, что испуг Антеи может быть просто притворством твари, но я с негодованием отринула ее. Согревая в груди цветок доверия, прижалась к дочери, обняла. Серебряная цепь, тянущаяся от ее тонкой шейки, холодом ожгла кожу предплечья.
— Алоис говорил, у них главное испытание веры — убийство кого-то из обращенных родных! Нам нельзя показываться им на глаза! Я бы успела уйти до прихода папы. Зачем вы задержали меня?!
— Алоис, Алоис… — мне он говорил, что потанцует и вернет тебя! — ненависть оформилась в совершенно змеиное шипение. — А он что вернул?!
— Я… я сейчас думаю, что не смогла бы убить, жить так, питаясь людьми, — глухо, скованно призналась дочь. — Или это была бы уже не я…
