– Нда– а… – и опустила взгляд.
Пока продолжалась эта тяжелая пауза, в течение которой мне должны были вынести приговор, я чуть не потеряла сознание, по всему телу стекал пот, голова кружилась от стресса.
Ирен снова подняла на меня глаз и повторила:
– Ну что, куренка, а зовут-то тебя как?
– Я Лена, и пися у меня по колено! – сказала я для уверенности, залихватски применив шутку Хохла. – Готова работать на вас, не покладая рук, обещаю, я вас не подведу! Честное пионерское!
Тут уже все не выдержали и расхохотались, да и Ирен заржала, как лошадь.
Я, застенчиво улыбаясь, посмотрела на хозяйку с надеждой. Ирен рявкнула:
– Да-а…
Все замолчали, и тогда она задала самый страшный вопрос, но я его ждала:
– А лет-то тебе сколько, Лена?
– Честно? Мне пятнадцать, но через три месяца будет шестнадцать, и я получу паспорт. А выгляжу я, как мне все говорят, на все двадцать.
В ответ снова поднялся такой хохот, что мне показалась, что меня берут работать клоуном. А интуитивно я почувствовала, что если в таком духе пойдет и дальше, то она меня так же шутя выкинет на улицу. Тогда я решила давить на жалость и принялась ныть:
– Ну пожалуйста, мне, честно, деваться некуда… Если вы меня не примете, мне дорога – только на кладбище. Оставьте меня пожалуйста, и вы не пожалеете! Я вас уверяю…
– Ты что, малолетка, совсем ошалела? Это ты потом ментов будешь уверять, а не меня! Мне за тебя потом отсиживать не очень-то хочется. Да, курятки? Есть же какие-то границы?!
Все молчали, не произнося ни звука. Девочкамстало действительно меня жалко.
Я стояла, как провинившаяся дочка перед мамой, с опущенными глазками, и по моим щекам текли слезы от безысходности. И в этот момент дверь отворилась, зашла Оксанка Медведек, как бы заместитель главной, и неожиданно замолвила за меня словечко:
– Ну а что, держать ее можно все время тут, а в гостиницы не совать, чтоб на спецслужбу не нарвалась. А я уж за ней присмотрю тут, дома. Девка-то симпатичная да неплохая вроде, а?
И Ксюха добавила в поддержку:
– Да-да, у нас в Торжке хорошие девки подросли.
Ирен помолчала минутку, посмотрела вокруг и, наконец, громко произнесла свой вердикт:
– Ладно, вытри слезы. Дам тебе испытательный срок – месяц. Пойдешь в ход – значит, оставлю на свой страх и риск.
Я даже не могу передать, что тогда происходило в моей душе! Восторг, слезы радости переполняли меня. Ирен дала мне тот единственный шанс, который я должна была обязательно использовать в жизни, чтобы идти дальше, не оглядываясь назад, к лучшей жизни.
