– Лео, скажи, что ты пошутил! – прорычал крепыш, лицо которого побагровело от гнева. – Мы на такое не подписывались!
Я не шутил. Я пугал. Но вдаваться в детали не стал и сполз по стене на каменный пол.
– Рамон, какой керосин? Окстись! Надо убираться отсюда!
Миро кивнул, но продолжил смотреть на меня с нескрываемым подозрением.
Он мне не доверял.
В этот момент по коридору разнесся скрип расшатанного колесика, и Тито загнал в наш закуток каталку. Спасители в четыре руки уложили меня на столь знакомое средство передвижения, а потом накинули сверху не слишком чистую простыню.
– Что за черт?! – опешил я.
– Уймись! – приказал крепыш. – Побудешь немного мертвецом, от тебя не убудет!
И мы отправились в путь. Если кто-то из встречных санитаров и докторов и обращал внимание на невесть что позабывших в клинике констеблей, с расспросами они к стражам порядка не приставали. И лишь дежуривший на выходе из блока охранник поинтересовался:
– Это еще что такое?
– Да буйный ваш, – зевнул Рамон. – Который двух санитаров порезал.
– Этот? – озлобился охранник. – И что с выродком приключилось?
– Из смирительной рубашки выпутался, да и удавился, – невозмутимо поведал мой бывший напарник.
– Или помог кто, – подыграл ему племянник. – Ничего подозрительного ночью не видели, любезный? У нас этот персонаж по серьезным делам проходит. Могли помочь, могли…
– А я только на дежурство заступил! – быстро ответил дядька и зазвенел ключами, отпирая дверь, но засомневался: – Как же вы его без документов-то?
– Вот сейчас и оформим, – легко выкрутился Рамон Миро. – Заведующий отделением уже на месте, он все сделает.
– Профессор Берлигер? – протянул охранник. – А ведь и верно. Кто как не он…
Каталка дернулась, переезжая через высокий порожек пандуса, и я сдернул с лица простыню.
– Что еще? – прошипел Рамон, возвращая ее обратно. – Ну?
– На проходной без документов не выпустят. Дохлый номер.
– Там трое лбов, – припомнил Тито. – Все с револьверами.
Миро беззвучно выругался и остановился у двери кабинета Берлигера, в щель из-под которой выбивалась тоненькая полоска света.
– Пятьдесят тысяч франков или пять лет каторги. Выбирать тебе, – напомнил я, и мой бывший напарник, отбросив сомнения, вломился в кабинет профессора.
– Что вам угодно? – удивился заведующий отделением, который стоял перед вешалкой с длинным плащом в руках.
Прежде чем профессор успел поднять тревогу, Рамон с племянником скрутили его и засунули в рот откромсанный от белого халата рукав. И хоть Берлигер отчаянно извивался, на него очень споро натянули мою смирительную рубашку и оставили валяться на полу.
