И когда рушится основа, в данном случае — сугубо денежная, выходит, что человек ищет другую, более социальную, но такую же конформисткую, и мы получаем, что человек теперь если не гонится за богатством, то гонится или за физиологическим удовлетворением или за духовным, то бишь секс или насилие или саморазрушение или любовь (что редко, а часто одно и то же).
Творчество в данном случае похоже на то же саморазрушение, потому что созидание в стол — оно губительно для психики. И выходит, что единственный выход — сорвать основы путем глубоких реформ, которые будут направлены в будущее, а не настоящее. Но реформ не может быть без денег, которых никогда теперь не будет и без целостных личностей — которые в данном безвоздушном пространстве попросту не сформировались.
Поэтому я спрашиваю, в чем смысл жизни. Хотя бы на следующие два года.
6
В своих попытках опроэтить человеков
Выдирать из памяти кожи некого, Клещей не осталось, жизни мало, В голове одна
В 29 от черт пойми чего лет
Умер отец редакторши Зеркала.
Писал маяковскочно вирши, Дал бог, не дожил до этого.
Пускай мои деяния привязывают к скукам
И ситуациям в стране.
Но не могу я прыгать тут по сукам
В этом чухом, болоточном бревне.
Я не припадал к трубкам со вздохом, В жизни лишь дважды плакалось,
Пока над стеклом телефонным
За ширмой оконной
Двое с вожделением
Акт животный стоит на перепитии
Перепонок, мечот и слезий.
В туалетах навскидку
Двое терпимо,
Лучше так, чем взглядом вблизи.
Тем, кому десяти нет, Нет смысла объяснять занятия.
Косы и волосы, голосы, челки?
Гормоны — зреящая братия.
Однажды утром просыпаешься
И бредешь в ванную безмозголово.
Эксцессы в жизни — это норма, И еще вот норма готова.
С этого дня, что начался
До принятий межполых привязанностей,
У тебя, человек, была свобода, А теперь — у тебя обязанности.
Даже Платонов, крепкий мужик, На тему физиологий бумагу вывыл.
Гормоны были, недокрах гложел, Он взял и карандашину вынул.
Этой темы было много, В союзе с ней обошлись нездраво,
Как заразы, они не касались ЭТО, И это их союзное право.
По рекам не растеклись флюиды Даже с распадом родины тела,
С последнего залета Немезиды До тела не было дела.
Фромм писал, что нет того, Что идет об руку с ЭТИМ,
Что бездуховные люди создания, А самые безживотные — дети.
Но мы поваленный Фроммом вопрос
Поставим как следует набок.
И упрем как следует в стену, Такой вот Фромму подарок.
Оттенком тысяч изречений
Мы вновь заставим тут звучать,
Когда ЧТО есть, где ЭТО нету, И стоит ль дам нам оскорблять.
