приобретал я эти вещицы, как бы само собой, даже как если бы и с налетом
некоего мистицизма. Взять, к примеру, вот эти туфли. С них, собственно, и
началась эта экспозиция.
Л.А. Чик извлек первый экспонат своей секретной коллекции – коричневые
плетенные летние сандалии.
– Абсолютно потрясающая история! Приехал как-то к нам на гастроли супер-
пупер коллектив. Гитарист там у них был не Джимми Хендрикс, конечно, но и
не пальцем струганный! Короче, как только грянул заключительный аккорд,
достал я из кармана с десяток копеечных медиаторов и прямиком к нему в
гримерную. Я вам скажу, что возле нее обычно поклонников, что ваших мух на
этом деле, а тут – никого. И как-то не по театральному пустынно вокруг: ни
тебе работников сцены, ни статистов… просто как корова языком слизала.
Стучу я, значится… ну и не так чтобы тихо, но и не так чтобы дверь ломаю.
Что вы себе думаете? В ответ, что называется, ни зги! Я дверь толкнул. Пусто.
Я туда, я сюда заглянул. Шкаф открыл. Пошерудил в комодных ящиках! Васис
дас? Нихт ферштейн! Я даже под кресло, на котором его инициалы были
нанесены, заглянул. Никого, «естестно», я там не обнаружил, зато нашел вот
эти туфли с его фамилией на подошве. Вот смотрите.
Л.А. Чик ткнул мне под нос стертую подошву.
– Видите? Теперь скажите мне, – не дождавшись моего ответа на первый
вопрос, задал он другой, – мог ли я их не взять? Имел ли такое моральное -
историческое право?!
– Видите ли…
– Правильно! – оборвал меня Л.А. Чик. – Не мог, ибо трезво рассудил: если в
медиаторе 50 % силы гитариста, то в его туфлях, пожалуй, и все 60 %.
Кроме того, ну поносил бы гитарист эти туфли лето. Ну, от силы два, а потом
что? Известное дело, в гарбичную кучу, а у меня они сто лет пролежат и
потомкам о нас напомнят! Как жили? В чем ходили? Кто кумиры? Одним
словом, завернул я туфли в газетку, свои под стул задвинул… надо же человеку
в чем-то ходить! и был таков.
Шум в связи с туфельным воровством поднялся страшный. Они, оказывается,
на спецфабрике четвертого управления шились, а это вам не хухры-мухры!
Менты даже собаку привозили. В комиссионках стоял такой шмон, что Боже ж
ты мой! Только ищи-свищи! Я же не барыга какой-то. Я же не для продажи. Я ж
для души, из творчески-эстетических, так сказать, соображений! Для истории,
если хотите! Как жили! Что носили и тому подобное…
Леонид Александрович вернул сандалии на прежнее место и вытащил на
скудный свет, льющийся из давно немытого окна, женскую соломенную
