которых Леонид Александрович ежедневно музицирует. Инструментом он
владеет так себе, но, как говорится, пусть уж лучше «лабает», чем промышляет
– в том смысле, что не ворует.
Хотя, между нами говоря, Л.А. Чик балуется и последним. Не так чтобы очень,
но…
Ну вот, скажем, приходит Леонид Александрович в антикварный магазин с
пустяшной долларовой куколкой, а выходит с приглянувшимся фарфоровым
идолом рока.
Эту акцию он именует уклончивым термином «одолжиться».
Приблизительно таким же манером Леонид Александрович обретает и свой
гардероб.
Заходит в примерочную кабинку, положим, в копеечном тряпье, а выходит из
нее в коллекционных джинсах (пошива 1971 г) «Super Rifle».
Сию операцию Л.А. Чик называет обтекаемой дефиницией «натуральный
обмен».
Шиковские гитары – также плод его хитроумных шашней-машней. Здесь
корпус «скоммуниздит». Там колки открутит. Тут звукосниматель свинтит…
Леонида Александровича как-то даже задержал магазинный секьюрити,
полиция составила протокол и передала дело в суд.
На процессе Л. А. Чик свое последнее слово превратил в обвинительную речь.
Он говорил о материальности и бездуховности, потере корней и
сопричастности бытию, однако, после заявления: – «Я сцепщик времен…»,
которое переводчик интерпретировал как «сводник» – судья тотчас же
остановил заседание и приговорил Л.А. Чика к общественно-полезным работам
сроком на шесть месяцев, а городской еженедельник разразился фельетоном
«Срам эмиграции».
С тех пор некоторые горожане называют Леонида Александровича не иначе как
ворюгой.
Городская богема, напротив, именует Л.А. Чика ходячим сюжетом, но я так
никогда и не видел ни одного его портрета, ни одного фильма о его
благородной роли «сцепщика времен», не читал ни одного очерка о нем – за
исключением упомянутого фельетона «Срам эмиграции».
Однажды, будучи замученным творческой импотенцией и кризисом
среднего возраста, пошел и я в поисках сюжета к Л. А. Чику.
Леонид Александрович, узнав, что я собираюсь написать о нем рассказ, тотчас
же, не дав мне толком раздеться, принялся знакомить меня со своей
фарфоровой коллекцией. Затем веером раскинул передо мной пожелтевшие
журнальные листы «Пентхауза» (времен разгула сексуальной революции) и
ознакомил с портретами идейных вождей андеграунда. Он засыпал меня
фактами и аргументами. Замучил числами, цитатами, авторами и
концептуальными альбомами.
Я внимательно слушал, умно морщил лоб и многозначительно качал головой -
хотя ничегошеньки во всем этом не смыслил.
