ступеньку «Икаруса» я поскользнулся.
«А чтоб тебе под автобус попасть!» – пожелал я в сердцах Эпо.
С тяжелым вздохом за мной сомкнулись дверные створки. Автобус тронулся…
Утром у меня зазвонил телефон. Звонил руководитель оркестра «Малахитовый
Цветок» Г. Костриков.
– Гера срочно выручайте! – взволнованным голосом крикнул он в трубку.
– Что, Эпо собрался на игру?
– Хуже, мой юный друг. Значительно хуже. Эдик вчера погиб под колесами
«гармошки» (венгерский автобус «Икарус»). Выручайте, Гера. Жмур жмуром, а
лабня лабней!
Я оцепенел, словно человек укушенный комаром-переносчиком «нильской
лихорадки».
– Ну как?
– Му– у– у, – ответил я.
– Что вы мычите точно Герасим! Да или нет?
– А– а– а, – с трудом выдавил я звук похожий на «Да».
Поклав трубку, я посмотрел на себя в висевшее над телефонным столиком
зеркало.
Картина была жуткой. Из зазеркалья на меня смотрела изуродованная голова
Эпо. По бледно-серому лицу бывшего пианиста «МЦ» стекало желто-бурое
мозговое вещество. Это было настолько реально, что я зажмурился. Как
тяжелораненый, держась за стенку, добрел я до холодильника и, не отрываясь,
выпил из горлышка полбанки коньяку.
К вечеру состояние мое стабилизировалось, а, постояв по дороге в ресторан
возле церковных ворот, я и вовсе успокоился.
– Все под Богом ходим. Бывает, кто-то и поскальзывается. Се ля ви, – открывая
рояльную крышку, сказал я.
В перерыве я узнал подробности смерти Эпо.
Он стоял в ожидании автобуса на «бермудском треугольнике». Чего его туда
занесло – непонятно. Ведь он всегда ездил на такси. Стоял себе, стоял. И вдруг -
бац головой под левое переднее колесо набиравшей скорость «гармошки». То
ли толкнул его кто, то ли он с бодуна пошатнулся, никто толком не разглядел.
Говорят, черепок треснул как грецкий орех! Мозговое вещество разлетелось в
диаметре пяти-шести метров, непоправимо испортив какой-то дамочке
импортный костюм. Описанная затем очевидцем голова пострадавшего была
точь-в-точь виденной мной в зеркале!
Гера Хорошевский отвел мои руки, тяжело вздохнул и продолжил.
Ну, а теперь к главному. К тому, почему собственно я поведал тебе сию
стори. Недели две тому назад мне надо было отлучиться на недельку из города.
Менеджер привел какого-то молодого паренька. Герман назвал его фамилию и
добавил: классный, надо сказать, пианист. Шустренький такой. Услужливый.
На казачка похож: усики, чубец. Я вернулся. Мальчонка откланялся и ушел. С
тех дней я стал внимательно переходить дороги. И вот на тебе – меня
