Благоразумие исчезает. Все исчезает. Дурацкий и неправильный страх затмевает все. Ей надо точно знать, что с ним!
— Я сейчас приеду к тебе!
— Вааарь… — сквозь зевоту мычит он. — Я про секс пошутил. Я сейчас в состоянии нестояния. Давай завтра. Оформлю тебе десерт по полной программе.
Что?! Кто про что, а вшивый про баню!
— Тихий! — и тут в голову прорывается все-таки здравая мысль. — Пришли мне свою фотографию. Сейчас же!
— Без трусов?
— Плевать! В трусах, без трусов! Чтобы лицо было видно!
Он без предупреждения отключается. Варя смотрит на телефон. Только попробуй заснуть, сволочь, не прислав мне фото! Мобильный пиликает. На экране красуется фото расстегнутой ширинки, в развале которой виднеется какое-то цветастенькое белье — все, как любит Тихий.
Вот напрасно ты меня злишь. Варвару трясет от странного коктейля — страха за него и злости — на него же. Быстро набирает сообщение.
Варя: Я беру скалку и выезжаю!
Вместо ответа приходит еще одно фото. Тин жмурится на свет вспышки. Лежит на кровати. Его кровать. Его комната. Варя внимательно вглядывается в фото. Следы побоев отсутствуют. Просто помятая рожа. Выдыхает облегченно.
Варя: Ты почему одетый спать лег?
Тихон: Мы устали.
Варя: Кто это — мы?
Тихон: Ручки, ножки и хвостик.
Смешок, сорвавшийся с ее губ — это от нервов.
Варя: Ты где местных гопников нашел?
Тихон: Они сами меня нашли.
Варя: Где?! Ты же уехал с водителем!
Тихон: Мне захотелось прогуляться.
А Варе захотелось застонать. Вот так она и знала. Что вляпается этот любитель острых ощущений. Надо было его домой тащить!
Варя: Как удалось отбиться?
Тихон: Силы были неравны. Но я честно предупредил, что несколько рук, ног и носов я успею сломать, прежде чем меня завалят и запинают. А потом предложил компромисс.
Варя: Какой?
Тихон: Им — часы и пальто, мне — мобильный и кошелек. Пацаны посовещались и решили, что сделка выгодная. На том и разошлись.
Варя обнимает себя и только тут чувствует, какие у нее ледяные руки. И это после горячего душа.
Варя: Тихий, ты придурок.
Тихон: А ты — ведьма, Самойлова.
Варя смотрит на сообщение, приоткрыв рот. А потом улыбается. Он в первый раз назвал ее по фамилии. Да не просто по фамилии — ведьмой обозвал. Но ей отчего-то хочется улыбаться. Ей это кажется каким-то очень доверительным. И как же хорошо, что с ним все в порядке, и он дома — пусть и без часов и пальто.
Это верх идиотизма — беспокоиться за двухметровую детину с наглым нравом и разрядом по греко-римской борьбе. Ведь как-то прожил он первые тридцать лет жизни без ее опеки. Вроде, неплохо прожил. Правда, шрамов нажил, но в целом — целым и невредимым подошел к тридцатнику Тихон Аристархович. Чего за него беспокоиться? Это глупо.
