– Выходит, ты и в самом деле принцесса? – воскликнул Можер и расхохотался. – Забавно, чёрт возьми, вот уж никогда бы не подумал.
Гизела в это время с ужасом разглядывала свою помятую одежду.
– Боже мой! Вот так познакомились… Что я скажу Беатрисе?
– Скажешь ей, что побывала в объятиях графа Можера. Она сразу поймет в чем дело и простит тебя.
Гизела покосилась на нормандца, потом внезапно громко рассмеялась и посмотрела на него одним из тех взглядов, которые ясно дают понять о полном прощении, переходящем в дружеское расположение.
– Ты уж прости, что я чуть было не посадил тебя в карман, – тоже заулыбался Можер.
– Полагаешь, тебе бы это удалось? – игриво спросила принцесса.
– Еще бы, ведь ты поместишься у меня на ладони. Хочешь, попробуем?
И нормандец протянул руку.
– Нет, нет! – замахала руками Гизела, с ужасом глядя на его ладонь величиной с крышку ведра. – И без того я уж натерпелась страху.
– А почему ты такая маленькая и тощая? Тебя плохо кормят? Впрочем, что это я… – со скрытой насмешкой свысока посмотрел на нее Можер, – к тебе, наверное, надо обращаться как к дочери короля, со всем почтением и в надлежащей форме? Не привыкла ведь, чтобы тебе «тыкали».
– Пустяки, – махнула рукой Гизела. – Тебе я прощаю.
– Отчего же?
Она пожала плечами.
– Знаешь… – и, чуть помолчав и немного смутившись, добавила, глядя в сторону: – Поначалу я так осердилась… Я ведь и в самом деле не привыкла к такому обращению.
– А потом?
Она перевела на него взгляд. Ее глаза искрились теплотой, на губах играла легкая улыбка.
– Меня стало это забавлять. Со мной никогда так бесцеремонно не говорили.
– А, ты привыкла, чтобы тебе кланялись и угодливо улыбались, как совсем недавно эта, похожая на подушку, дочь Арахны, что приходила за тобой? Но Можер Нормандский никому еще не кланялся и не улыбался по заказу.
– Это я уже поняла, – сказала Гизела, не сводя завораживающего взгляда с нормандца. – И все же иногда волей-неволей приходится нагнуться, если проход низок?
– Если так, то я остаюсь у дверей. Пусть сами выходят ко мне те, кому я нужен. А нет – значит, в этом жилище не уважают гостя, и я ухожу прочь.
– А когда очень-очень надо войти? – не отставала Гизела. – И мешает верхний косяк?
– Тогда я выбиваю его кулаком.
– Такой сильный у тебя кулак?
– Однажды на меня налетел всадник и пытался зарубить мечом. На мою беду, я был безоружен. Я увернулся от него один раз, потом другой. В третий раз он, вероятно, уложил бы меня наповал, если бы я, оказавшись прямо перед мордой его лошади, не ударил ее кулаком в лоб.
