— Не учи!..
Плохо слушаются ноги. И мозги будто переболтались. Все гудит, трещит. Перед глазами плывут желтые круги. Трава желтая, березы желтые, небо желтеет…
Еле выговариваю:
— Отдохнем?
— Дойдем до шалаша, отдохнешь,- сердится Арминек.- Сколько захочешь, отдыхать будешь. Тащишься, как сонная муха. Один бы я давно уже дошел…
Как бы не так! Сам идет шатаясь как пьяный. Остановился, хотел что-то сказать, и тут же его стало тошнить. Я кое-как сдержался, хотя языком уже ворочать не мог и только успевал сплевывать горькую желтую слюну.
Посидели немного — еще хуже. Лучше хоть как-нибудь плестись, но дойти до балагана. Там можно подкрепиться и сделать большой привал. Бредем, поддерживая друг друга, но курить не бросаем. Арминек больше не «якает». Оба чуть не свалились в канаву, прошли с полсотни шагов и все-таки споткнулись. Ухнули на землю, молчим, не забываем посасывать папиросы. Перед глазами все кругом идет: земля, лес, горы, небо… Зажмуришься — еще хуже.
«Толай, встань! — приказываю себе.- Слышишь? Вставай! Нельзя лежать».
Едва поднялся на четвереньки и снова упал. Арминек уже на ногах, помогает мне. С трудом принимаю вертикальное положение и с ужасом замечаю, что выронил папиросу изо рта. Нашел ее в траве. Дымит еще. Сосу, чтобы не погасла. Гадость..,
К балагану добрались ползком. Сил хватило зажечь от папирос огонь в костре, подтащить сухостой про запас.
Арминек лежа простонал:
— Где молоко?
До полочки я так и не дотянулся, свалился рядом с ним. Оставшиеся папиросы швырнул в огонь.
Так себя жалко стало… Кто нас тут отыщет? Так вот и пропадем. Арминек рядом стонет. Что делать?
Кое-как вытащил из кармана блокнот и карандаш. Вырвал листок. Приблизительно изобразил путь, которым шли к перевалу. Накарябал:
«Мы несли небесный огонь и отравились матхом, табачным дегтем, потому что сохраняли огонь в папиросах. Курили целый день. Просим этот огонь перенести через Улгенник в наш аал Торгай. Пусть за ним следит Постай ууча. Арминек, Толай».
Дождь? Нет, не дождь… Что-то брызжет в лицо. Холодное, приятное. Открыл глаза — почти вплотную расплывающееся лицо. Сильные руки приподняли мою голову. Губ коснулся край кружки.
— Пей!
Сделал несколько глотков. Вроде бы полегче стало, а сил совсем нет. С трудом повернул голову — Арминек рядом лежит, как засохшая пучка. И снова все расползлось перед глазами.
Позже незнакомец заставлял глотать что-то горячее. Кажется, чай со сгущенкой. Вкуса я не ощущал. Во рту все еще сплошная табачная горечь. Попытался протереть глаза — и от рук разит табачищем до тошноты. Хотел спросить хоть что-нибудь- слова сказать не могу. И Арминек молчит. Только постанывает, будто собачонка маленькая скулит.
