Вышли на улицу, сели на завалинку.
— Неужели ничем не докажем?
Арминек кулак сжал:
— Сначала надо Ачиса отучить сплетничать и врать.
Я не согласился.
— На отряде его разберем. Пошли лучше к Майре Михайловне. Она знает, как было.
В школе вожатой не оказалось. Без особой охоты направились к дому Хуруна Ивановича. Большой у него дом, крестовый. Забор вокруг высокий — ни одной щелочки, чтобы во двор заглянуть. И ворота крепкие, закрыты на засов изнутри. Калитка с железным кольцом вместо ручки тоже с той стороны заперта. Не подступишься! Чтобы к ним попасть, надо кольцо подергать, постучать им по калитке. А как только кольцо звякнет, цепной пес такой лай поднимает,- на весь аал слыхать. Мы едва тронули кольцо, как он загремел цепью, зарычал, забрехал. Проволока, протянутая от конуры к воротам, завизжала. Пес давился от злости, царапал доски подворотни. Никто из хозяев не появлялся.
Мы стали сильнее брякать кольцом, еще пуще раздразнили собаку, и тогда послышались шаги.
— Кто там? — спросила Тотанос, мать Хуруна Ивановича, и цыкнула на собаку:- Сыйт! Сыйт!
Пес перестал лаять, но продолжал рычать и взвизгивать.
— Нам надо Майру Михайловну,- сказал я.
— Ей некогда.
— В школу ее вызывают,- соврал Арминек.
Тотанос ушла от ворот, и пес опять залился злобным лаем. Прошло минуты две, толстая калитка, окованная крест-накрест железными полосами, приотворилась. Лица Тотанос мы так и не увидели. В щель высунулась ее рука.
— Болеет Майра. Вот вам пичик. Отнесите.
Калитка захлопнулась.
Что делать? Не нести же записку в школу. Самим прочитать? Нехорошо-
Ничего из нашей затеи проучить Ачиса пока не вышло.
Смирненькие, исполнительные…
Ох и досталось от нас вчера футбольному мячу! Он устал больше нас и прыгать больше не смог, потому что — пшшш! — дух из него вышел.
Футбольное поле и волейбольная площадка — за колхозными амбарами, и когда игра в самом разгаре, кажется, что там сразу несколько десятков человек колют дрова.
Дни весной длинные, но мы все же носились, пока совсем не стемнело, а утром я ни рукой, ни ногой пошевелить не мог.
Дома никого, все разошлись на работу. Солнце уже высоко в небе. Я распахнул окно, и в комнату из палисадника хлынули запахи черемухи и смородины. Черемуха, вся в белых цветах, гудела и пела. Конечно, это жужжали пчелы, но мне казалось, что поет черемуха.
Разве усидишь? Выскочил на улицу. Всюду яркая-яркая зелень. Только по весне бывает такой светлый и свежий зеленый цвет. И горка за дорогой, и трава у забора, и тропинка к речке, и деревья — все-все зеленое.
