Хотя и тут вряд ли. Стрела в глаз – и бой окончен.
Наконец Габдулла выбрал подходящие железки. Передал саблю и кинжал первому попавшемуся отроку и вошел в круг. Уставился исподлобья на противника.
– Да ты никак в гляделки со мной решил побороться, – насмешливо бросил Артём. – Так я не девка. Не зарумянюсь.
Габдулла напал раньше, чем Артём закончил фразу. Стремительно сократил дистанцию и ударил с двух рук, по разным уровням, и на том же движении – снова, поверху, внахлест…
Артём до самого последнего мгновения стоял неподвижно. Потом шагнул назад, а затем его собственные мечи взметнулись, будто стрекозиные крылья, – и со звоном отшибли клинки шемаханца. Тот отпрыгнул, ожидая ответной атаки, но ее не было.
– Всё, что ты можешь? – чуть удивленно проговорил Артём. – Не верю, что ты смог побить моего брата. Он, верно, очень устал или был ранен…
Шемаханец вновь атаковал, быстро, точно, мощно… И опять вспыхнули на солнце стрекозиные крылья и отбросили чужое железо. И опять Артём не контратаковал.
– Я понял! – воскликнул он весело. – Ты просто разминаешься, Габдулла. Скажи мне, когда начнем биться по-настоящему!
На сей раз атака была еще быстрее и еще красивее. Прямой в лицо, двойной финт правым, еще один, снизу наискось, и вторым клинком – навстречу… Но тоже финт, перешедший в точный и быстрый укол…
Но Артём их даже отбивать не стал. Просто уклонялся. Причем исключительно за счет работы ног. Экономные, точные, выверенные перемещения. Ровно настолько, чтобы сталь разминулась с целью на какой-нибудь сантиметр.
Последний удар сын воеводы Серегея пропустил вообще в миллиметрах, зато оказался справа от Габдуллы, вне досягаемости мечей, подсек его ногу и одновременно с силой толкнул плечом. Габдулла грохнулся спиной наземь, быстро, как кошка, перевернулся на живот, но вскочить не успел. Нога Артёма придавила его к истертым булыжникам. Меч, поддев бармицу, уперся в шею, надавил с силой, так, что шемаханец вынужден был прижаться лицом к грязным камням.
– Пожалуй, я победил, как, княже? – весело крикнул он.
– Пожалуй, да, – согласился Владимир.
Артём тотчас убрал меч и ногу.
Габдулла вскочил, яростный, весь перемазанный в грязи…
Зрители разразились хохотом.
Бешеный, красный от ярости шемаханец озирался, как обложенный псами волк…
– А ну молчать! – гаркнул Владимир.
Подворье притихло.
– Кто-то слышал, как смеется князь уличский? – чуть потише поинтересовался великий князь.
Никто не слышал, потому что Артём и не смеялся. Хотя и не особо печалился унижению наглого шемаханца. Даже не глядел в его сторону. Молча цеплял к поясу боевое оружие.
