Мы сидели с ней в комнатушке, где хранились географические карты. Учитель попросил нас принести карту Италии. Когда он вызвал нас двоих, сердце так и подскочило у меня в груди. Но пока я вставала, шла через весь класс к входной двери и шагала по школьному коридору, радость куда-то испарилась: пора было возвращаться, мне оставалось всего несколько минут наедине с Натали. А я готова была часами смотреть как она проводит языком по губам, как говорит, размахивая правой рукой, будто ищет вслепую какой-то важный документ, быстро пробегая пальцами по клавишам картотеки.
Грустная, подавленная, я смотрела на нее далеким, рассеянным взглядом в ожидании скорой разлуки. Как бы мне хотелось сесть рядом, не спуская с нее влюбленных, нежных, преданных глаз, пересчитать ее веснушки и, надув паруса моего галеона, умчать ее на край света. Я хотела бы оказаться вместе с ней в Италии, а не в этой комнатушке по соседству с уборной, пропахшей хлоркой и щавелевой водой.
Мы молча сняли со стены огромную карту, покрытую пластиком. Мы не шептались, не пихались, не переглядывались, и на обратном пути она со вздохом сказала: «Мне нравится, когда ты грустная».
Я в ответ промолчала. Я не сразу поняла что она имеет в виду.
Весь остаток дня я старательно грустила и под вечер обнаружила у себя в портфеле записку: Натали приглашала меня на полдник. Назавтра я с торжествующим воплем разбила свою копилку, и нагруженная подарками, явилась к ней в гости. Я набросилась на Натали уже с порога, чем привела ее в крайнее раздражение. Натали заметно помрачнела. Мы так и не придумали во что бы поиграть. Чем сильнее я пыталась вернуть расположение подруги, тем больше она замыкалась в себе и избегала меня. Моя несдержанность была ей противна. Больше она меня не приглашала.
Когда мы с ней ходили за картой, в моем взгляде сквозила такая печаль, такая отстраненность, что Натали, до той минуты уверенная в моей любви, невольно почувствовала себя уязвленной. Ей показалось было что моя дружба для нее потеряна, и в прелестном смущении она поспешила отвоевать свое. В любви ее привлекали только боль и непостоянство. А я хотела в любви раствориться, согреться, все отдать и все обрести. Я без конца ей надоедала, приставала к ней как уличная попрошайка. И вот ей вдруг почудилось, что я не подпускаю ее близко, и от изумления она потянулась ко мне. Сама того не подозревая, я пробудила в ней жгучий интерес к своей персоне, но всякое чувство нуждается в подпитке, и все быстро вернулось на круги своя.
