Отхлебнув чай, я тяжело вздохнул и посмотрел на висевшую под потолком полку с вареньем — из-за самой большой банки немного выглядывал корешок синей книги, которую вчера вечером я спрятал от жены. Вот, пожалуй, чем стоит заняться, пока меня одолевает бессонница. По крайней мере, здесь мне никто не помешает, и я смогу спокойно, без причитаний жены, узнать, чем же эта книжица так понравилась моему чудаковатому другу.
Я достал томик и, поудобней устроившись на своем потрепанном стуле, начал читать. Шуршали страницы, разворачивался сюжет, я перестал следить за временем.
Странное и немного печальное произведение воспевало бессмертие земной любви — главная тема сегодняшнего вечера продолжалась. Я читал и одновременно думал о своей жизни. Мне представлялись лица женщин, некогда поразивших меня своей красотой, и не удостоивших меня даже взглядом, унылые маски тех, кому я сам не захотел ответить взаимностью… Все то, что раньше лежало нетронутое на дне моей памяти, неожиданно начало переоцениваться. Давно позабытые встречи вдруг вспыхивали перед глазами яркими пятнами, заставляя вновь и вновь сожалеть о так быстро пролетевших годах. Я мечтал о любви, я хотел испытать это всепоглощающее взаимное чувство, я желал получить это любой ценой. И мне было безразлично, как долго мог бы продолжаться такой роман…
Занялась заря. Последние строчки эпилога окрасились в бледно-розовый цвет. Я снова убрал теперь уже прочитанную книгу за банку с черносмородиновым вареньем и, тяжело соскочив с табуретки, поставил на плиту чайник. Все незваные мысли этой ночи растворились в моей крови медленнодействующим ядом. Я включил телевизор и начал свое обычное утро. Минувшие часы показались мне не более чем сном.
Стремительно потеплело. Удивленной испариной покрылись стекла автомобилей и приоткрытые форточки квартир. Весна вспомнила о том, что город нуждается в хорошей погоде, и тихонько зашевелила ветви цветущих деревьев неуверенным в себе южным ветром. А день побросал за горизонт облака, открыв новые возможности для солнца, которое вонзило свои лучи в простудившийся во время ночного дождя асфальт. Карты шевелились в потоках воздуха и не спеша пододвигались друг к другу.
Я сидела в редакции и дописывала фельетон об одном бездарном заведении, в котором мне пришлось пообедать накануне. Ремесло ресторанного критика требовало еженедельных отчетов об общепитовской жизни мегаполиса.
На столе зазвонил телефон:
