— Спокойной ночи, Герард.
— И тебе доброй ночи, голубушка.
Я лежал с открытыми глазами и мучился от бессонницы. Зря я столько выпил. Теперь буду валяться часов до четырех. Проклятый юбилей. И старика совсем развезло, и Карина что-то развеселилась… Я посмотрел в сторону спящей жены. Как он там говорил? Держать в объятьях женщину, которая тебя самозабвенно любит… Заглядывать в ее полуприкрытые глаза… Я кисло ухмыльнулся — а ведь по правде сказать, мне и не доводилось испытать всего того, о чем болтал этот старикан. Страсть, красивые женщины… Я повернулся на бок и подоткнул кулаком подушку. Так вот живешь, живешь, и даже не задумываешься, сколько всего пролетело мимо. Дочка вышла замуж, сын скоро заканчивает школу… И все это как-то без особенных волнений. Нет, ну конечно были и у меня забавные фрагментики, но разве такое кто принимает всерьез.
Я снова лег на спину и закинул руки за голову. Перед мои мысленным взором с быстротой молнии пролетели картинки поезда, в котором лет шесть назад я ехал в командировку. Тогда судьба забросила меня в одно купе со странной тихо плачущей женщиной, которая страдала от своего некрасивого лица. Помню, мне стало жаль ее, и, когда она неправильно поняла мое предложение сесть рядом друг с другом, я не решился сказать ей нет. Потом была еще эта самовлюбленная докторесса из нашего филиала. Какие я посылал ей письма! Казалось, ведь, что я был сильно влюблен. Даже пару раз приезжал к ней в город. Правда она лишь однажды снизошла до меня, да, впрочем, чего-то особенного между нами почти и не случилось…
Чем же я мог похвастаться еще? Я стал припоминать. Нет, те молодежные марафоны, которыми мы страдали во время институтской практики в больнице, я в расчет не беру — то было без любви, просто в силу возраста. Какое-то мельтешение тел, обнимания на кушетках…
Так промелькнула юность. Потом я встретил Карину. Мы поженились. Странно… Оказывается, она ни разу не объяснялась мне в любви. Надо же… Если бы профессор не завел сегодня этот дикий разговор, я бы и не задумался о таких вещах. Выходит дело, что я так ничего и не видел? Мне стало тоскливо. Я встал и, набросив на себя Каринин халат, вышел на кухню.
Подогрев на плите чайник, я сел за стол и стал болтать ложкой в стакане. Жаль, что жизнь прошла столь быстро. Вот так взглянешь на себя со стороны, и оказывается, что ничего-то ты не знаешь ни о страсти, ни о любви. А какой-то сумасшедший профессор математики с трясущимися от старости руками сойдет в могилу, вспоминая чьи-то полуприкрытые от вожделения глаза…
