. В 1802 г. А. Л. Шлецер, прекрасно знавший шведскую историографию, ибо она была одной из тем его ранних исследований, подытоживал: в XVII в. «в Швеции почти помешались на том, чтобы распространять глупые выдумки, доказывающие глубокую древность сего государства и покрывающие его мнимою славою, что называлось любовию к отечеству». В 1773 г. Г. Ф. Миллер справедливо указывал, что, «если шведы присвоивают себе
варяг (курсив автора. —
В. Ф.), то сие происходит только от их мнения, якобы других никаких варяг не было, кроме шведского происхождения, и будто бы похождения их принадлежали больше к шведской, нежели к российской истории»
[151].
Современный финский историк К. Таркиаинен ошибается, как до него ошибались многие исследователи, полагая, что Петрей, благодаря именно русским традициям, получил исходный пункт для своего норманистского толкования варяжской проблемы, «вероятно, из-за участия в выборгских встречах»[152]. Роль в этом переговоров в Выборге в августе 1613 г. несомненна, но «русские традиции» здесь абсолютно не причем. И только на половину можно согласиться с мнением шведского историка Э. Нюлена, отмечавшего, что «весьма лестным для шведского национального самосознания было утверждение средневековых источников, что Киевская Русь получила начала государственности из коренной области шведов»[153]. Но все источники до начала XVII в. молчат о подобном «экспорте» государственности из Швеции на Русь. Более того, вся предшествующая Петрею шведская средневековая историческая литература XIV–XVI вв. никогда не проводила каких-либо аналогий между норманнами и варягами русских летописей[154]. И не рассказ ПВЛ о призвании варягов послужил исходным пунктом возникновения норманизма и варяжского вопроса вообще, а слова Киприана об этносе Рюрика в подаче шведских ученых, сквозь призму которых стали смотреть и на сам этот рассказ и на саму историю Киевской Руси. Архимандрит Киприан не касался этноса Рюрика, а его слова о «варяжском» происхождении Рюрика, т. е. о его выходе из пределов Западной Европы и его принадлежности к семье европейских монархов, многие из которых также возвеличивались началом от римского императора Августа, были ошибочно приняты шведским переводчиком за свидетельство принадлежности варяжского князя к шведам и в таком виде были внесены в официальный документ. В норманистской литературе они были выданы за извечное мнение самих же русских о племенной принадлежности варягов, в связи с чем на летописцев стали смотреть как на «первых норманистов» и даже как на «сознательных творцов норманской концепции» истории Руси.
