А твои мама с папой прожили со мной 8 дней! Я работала, как всегда, но товарищи выручали: отпускали пораньше, делали за меня часть работы. У нас была среди заключенных настоящая взаимовыручка. Больше никогда не складывались на моей памяти такие братские отношения в коллективе, как в монастыре в Кылтово... »
Потом — лагерь в Усть-Ухте, где было их последнее свидание. Прощаясь, моя мама обещала в следующий раз приехать втроем. Она не подозревала, что на нее надвигается ее собственное солнечное затмение, только без жемчужной короны.
В конце мая 1937 года она писала своей маме:
«Дорогая моя, любименькая! <...> Это письмо придет к тебе вероятно вместе с телеграммой о Таточке (она была уверена, что у нее родится девочка, и называла меня заранее своим детским именем). Совсем забегалась. Такая куча хозяйственных дел! Сегодня я совсем одна.
Бэм уехал с утра в один городишко читать лекцию, вернется завтра утром, и прямо с поезда на работу. Завтра вечером у него снова лекция в Измайлове, так что увижу его лишь в 12 ночи! Он очень много работает. Теперь еще устроился консультантом по высшей математике и физике в Тургеневской библиотеке. Это — два раза в шестидневку и дает рублей 200. Так что у нас финансы более или менее ничего, во всяком случае, наконец-то стало хватать на питание. Я такая рассудительная стала: все записываю, даже ты так не умеешь!!! Но все-таки всюду хвостики торчат... Я теперь лодырничаю. Читаю много по-английски, немножко занимаюсь физикой и пишу статьи — вот и все. Да, сшила я на мебель белые чехлы, очень хорошо вышло, теперь хочу их вышить крестиком, и рисунок подобрала, да ниток нигде нет...»
Когда она разглядывала меня в роддоме и радовалась, что у нее появилась дочка, она не знала, что у моего отца уже лежала в кармане бумага из Куйбышевского РО УГБ НКВД о высылке ее из Москвы в Сибирь: «Основание применения репрессии по политическим, мотивам в административном порядке осуждение ее матери Гербст Евгении Кузьминичны 1 апреля 1935 года Особым Совещанием при НКВД СССР по ст. 58 УК к 5 годам лишения свободы, за подозрение в шпионской деятельности».
Он, получив эту бумагу, бросился на Лубянку и добился, чтобы высылку отложили на три недели после выписки из роддома... Что у него было на душе? Как ему удавалось скрыть тревогу, чтобы не омрачить ей праздника возвращения домой?
Она, конечно, ничего не подозревала. Вот письмо уже из дома:
«Здравствуй, маленькая «большая мама»! Сегодня маленькой Таточке исполнилось десять дней... Она необыкновенно хорошенькая, все удивляются, даже говорят, что таких красивых младенцев не видели. Даже советуют дать телеграмму: «Дочь — красавица!^ У нее очень длинные волосики, темно-золотистые (я пришлю в письме), большие, пока серые глазки, ротик бантиком, красный-красный. Цвет лица очень красивый. Жду ответа на телеграмму, не знаю, как назвать Таточку, не Женичкой ли? А то уже пора ее регистрировать...»
