– Это вчерашний день, – ответил Шишкин, горделиво оглядывая слушателей.
– Ну, с тобой все ясно, лапчик, – холодно бросила Кэт, туша сигарету дрожащими пальцами. – Я вижу по вашему лицу, что вы не поэт, а идиот. Кто будет читать вашу графоманию!? Обществу, о котором вы так заботитесь, будет полезней, если вы будете где-либо в Питере выгребать мусор. А еще лучше – возвращайтесь в Азию к жене и детям, займитесь домашним хозяйством, но, мать вашу, не беритесь за перо, не позорьте слово «поэт»!
Шишкин от неожиданности побледнел, открыл рот и стал судорожно хватать воздух. В наступившей тишине я разлил водку, на сей раз довольный тем, что благодаря ей ситуация с тала остро разворачиваться.
– Кстати, почему вы думаете, что Иисус Христос не существовал? – произнесла Кэт, прикуривая сигарету.
– Партия сообщила, – неуверенно произнес Шишкин.
– Но партии во времена Христа, как вы понимаете, еще не было! – воскликнула Натали.
– Неважно, – заметил Шишкин, жадно глотнув водки, – партия знает все.
– Откуда же она знает?
– А вы разве не в курсе, что у нее везде свои люди?
– И кто же, по-твоему, выступал от лица партии две тысячи лет назад?
– Фарисеи, конечно, – ответил Шишкин, победоносно оглядывая всех присутствующих.
– Ну, ты до умиления сумасшедший или плохо притворяешься, – дико расхохоталась Кэт.
– Да нет, – возмутился Шишкин, – когда я закрываю глаза, то передо мной ясно возникает картина распятия Христа.
– Так значит, Он все-таки был.
Тут Шишкин неожиданно обмяк и сник, вжал голову в плечи, а на лбу выступила холодная испарина. Его мания величия разрушалась и таяла прямо на глазах.
– Я сдаюсь, – вдруг произнес он глухим голосом, – и полностью признаю свое ничтожество.
Он резко встал, снял с вешалки в коридоре полушубок и шляпу и взялся за ручку двери.
– Ты куда это собрался, лапчик? – резко остановила его Кэт.
– На Авиационную, – выпалил он.
– Нет, ты давай убирайся отсюда прямо на вокзал – и сразу же в Навои, – холодно произнесла Натали. – Не могу больше тебя видеть!
– А как же вещи? – озлобился Шишкин.
– А вещи вышлем по почте, – промолвила с наслаждением Кэт.
У Шишкина лицо мгновенно вытянулось в подобие кренделя.
– Позвольте остаться хотя бы до утра, – взмолился он.
– Ладно, одну ночь можешь переночевать на кухне, – презрительно улыбнулась Кэт.
Шишкин, совершенно-разбитый и опустошенный, смирно поплелся на кухню. Начинало светать. Кэт бросила мне на пол матрац и шубу и ушла спать. Перед тем как уснуть, я решил заглянуть в свой дневник и прочел очередное послание молодой ученице.
