– Простите, я не совсем готов к этому, – заподозрив неладное, отвечал Шишкин.
– Отчего же? – удивилась Натали.
– Мещанская атмосфера этого дома не располагает к чтению моего произведения.
– Тогда я вас приглашаю к себе в гости. Вы сможете отлично провести время, – хищная улыбка озарила лицо Кэт.
– Нет, благодарю вас, – испуганно ответил он, – я, пожалуй, останусь здесь.
– Неужели вы способны отказать даме?
– Быстро за такси, – шепнула мне Натали. – Азиатский поэт не сможет устоять перед такси.
– Нет-нет, я не поеду… – упрямился Шишкин.
Через пять минут я появился в дверях и торжественно произнес:
– Господин поэт, у подъезда вас ожидает такси.
Глаза Шишкина потеплели. Он быстро оделся и, когда мы спустились к заснеженной машине, с видом значительной персоны сел на переднее сиденье. Когда мы появились в квартире Кэт, на часах была полночь.
– А ты можешь не раздеваться, – бросила мне Кэт. – Мигом на водочный перекресток!
– У меня нет денег, – смущенно произнес я.
– Я могу дать тебе взаймы двадцать рублей, – с насмешкой произнесла она, наслаждаясь моим замешательством.
«Чего не сделаешь ради того, чтобы посмотреть, как будет уничтожена гордыня зарвавшегося графомана», – утешал я себя, выходя на обледенелую дорогу. Этот водочный перекресток всегда охлаждал мой пыл, напоминая о несгибаемом намерении достичь Абсолюта еще в этой жизни. Стоя на ночном морозе, я ясно понимал, что моя цель – обучение у Джи, а не безумная погоня за дамой сердца.
Когда я поставил на стол две запотевшие от холода бутылки «Столичной», Шишкин приятно улыбнулся и тут же с большим удовольствием разлил водочку по хрустальным рюмкам. Кислая атмосфера сменилась на некое восторженное ожидание. Кэт, поставив кассету с записями алхимических песен Адмирала, болезненно вспоминала томительные минуты своего неземного счастья.
Когда же кассета доходила до того места, где Адмирал начинал петь пьяным голосом, она резко вскакивала и перематывала ее на начало. Натали томилась, выжидая удобного момента, чтобы начать расщепление Шишкина. Наконец глаза Кэт засверкали яростными огоньками королевской кобры.
– Что же вы так напряженно молчите, милейший автор, – задушевным голосом обратилась она к Шишкину. – Может быть, вам не нравятся песни?
– Это буржуазно-упаднический дух, – заявил Шишкин, выпив рюмку одним махом. – Настоящее искусство должно быть полезным партии и обществу.
– И что же вы знаете о настоящем искусстве? Знакомы ли вы с Достоевским, Толстым, читали ли вы Гоголя, Лермонтова, господин Шишкин? – поинтересовалась она, едва сдерживая охотничий блеск в глазах.
