Выпив портвейна, Шишкин захмелел и произнес:
– Я горжусь тем, что мир устроен так, как он есть. Благодаря этому партия надеется, что, вдохновленный Ленинградом, родиной революции, я докажу, что Христа не существовало.
– И как ты, Наташа, можешь терпеть в своем доме такого идиота? – возмутился я.
– Это я вас терплю и милую, – вдруг заявил Шишкин. – Ибо я – с партией, а вот вы не соответствуете ее идеологии, – и допил остатки портвейна прямо из горлышка.
– Выпив лишнего, Шишкин всегда начинает приставать,. – шепнула Натали, наклонившись ко мне. – Я не знаю, как от него избавиться. Не уходи.
– Я постараюсь что-нибудь придумать, – пообещал я и обратился к Шишкину:
– А почему тебе, товарищ Шишкин, кажется, что Питер вдохновит тебя на поэму об отсутствии Иисуса Христа?
– Да потому, что это колыбель революции, – выпалил он.
– Ты, как Иуда, продаешь Христа за тридцать сребреников, – презрительно бросила Натали.
– Вы напрасно меня оскорбляете, – повысил голос Шишкин, – я такие вещи никому не прощаю.
– Общение с этим хамом закрывает нам зеленую дверь в высшие миры, – сказал я шепотом Натали.
– У меня не хватает сил от него избавиться, – ответила она.
– К тому же это лучший друг моего мужа.
Вскоре Шишкин, разглагольствуя о великой партии Узбекистана, растянулся на широкой кровати и захрапел.
Я вдруг осознал, что была уже поздняя ночь. Натали устроилась на матрасе в углу комнаты, а я прилег на полу, укрывшись пальто ее мужа. Засыпая, я вспомнил о том, что должен был сегодня начать ремонт.
«Ну и достанется мне от Кэт, – подумал я. – Хотя кое-что я выиграл: момент моего разоблачения отодвинулся еще на один день».
К вечеру следующего дня я робко позвонил в дверь квартирки на Благодатной.
Открыв дверь, Кэт яростно набросилась на меня:
– Как я могла довериться такому прощелыге, как ты?
– Я спасал Натали от Шишкина, – виновато пролепетал я.
– Нашел кого спасать, – рассмеялась она. – Неужели ты не понимаешь, что сильно подвел меня? Я взяла отгул, чтобы помочь тебе, и целый день ждала, а ты оказался необязательным идиотом.
– Простите, мадам, – пролепетал я, дрожа и краснея от стыда.
Кэт хлопнула дверью и ушла учить с Лизонькой уроки, а я, осознав в полной мере свое ничтожество, отправился скоблить потолок. Вспоминая наставления Джи, я старался читать про себя молитвы, но отчего-то становилось так тяжело, что я прекратил эти попытки.
К двум часам ночи, закончив работу, я решил прочесть еще несколько писем Удода Неизвестной Птице.
