Но что-то определенно происходило со статуэткой Голгофа; по моей спине пробежал холодок; что-то из тьмы приближалось. Маг может и не отреагировал, но были и другие доказательства моей реакции. Огонь внезапно погас в камине и я почувствовал холод исходящий от ледяной статуэтки.
Голгоф сливался со своей статуэткой? Он будет присутствовать в комнате, чтобы стать свидетелем жертвоприношения?
Маг и убийца Шайкса молились, поднимали руки и кланялись, почти касаясь пола лбами. Через несколько мгновений они поднялись на ноги и молча смотрели на ледяную статуэтку.
Богослужение закончилось и все вернулись на свои места.
Ленкльюз проигнорировал меня и начал разговаривать с Шайкса. Все вокруг меня вернулись к пиршеству, рев и стук кулаков смешались в одно целое. Это продолжалось довольно долго. Я заставил себя сохранять спокойствие, и не думать о том, что ждет впереди.
Затем, Верховный мг внезапно поднялся из-за стола и наступила абсолютная тишина. Он взмахнул рукой и я услышал как все воины поднялись как один. Я склонил голову так, чтобы хоть немного что-то увидеть. Они покидали пир, оставляя много еды на столах. Что случилось?
Это была моя последняя мысль, которую я запомнил; ответ на мое легкое движение был быстрым и незамедлительным. Меня снова схватили за волосы и огромный кулак влетел мне в левый висок. Вспышка света. Я потерял сознание.
Следующее что я помню, меня поднимают на ноги и толкают назад. Я пошатнулся, потерял равновесие и снова упал. Я посмотрел и увидел что в комнате нет никого кроме мага и убийцы. Воины Кобалос ушли, и я задумался над тем, куда их направили.
Ленкльюз все еще сидел за своим столиком. Шайкса был тем, кто поднял меня на ноги; в руках он держал кинжал с широким лезвием.
В камине теперь были лишь тлеющие угли, в воздухе витал холод. Маг и убийца оделись в броню, но я был оголен до пояса, с меня сняли всю верхнюю одежду. Спустя несколько мгновений я понял почему.
Прежде чем я успел среагировать, убийца шагнул вперед и размахнувшись кинжалом, порезал мне грудь слева направо.
Боль была резкой и обжигающей. Я задыхался в агонии. Затем я взглянул на рану и увидел что она поверхностная; только тонкая полоска красного цвета, из которой едва выступала кровь.
Прежде чем я успел отступить, Шайкса снова атаковал, оставив метку справа налево, создав диагональный крест. Боль которую я испытал не соответствовала ране, и я попятился назад. Тем ни менее, я был полон решимости не показывать какую боль я испытываю. Я не должен был заплакать - хотя сдержатся было тяжело, я издал стон и мои глаза наполнились слезами.
