– Успокоилась? Нашла то, что искала? – заняв место за столиком, спросил он.
Ева с грустью посмотрела в окно – снова начинался дождь, и она вдруг представила, что напротив нее сидит вовсе не Матьяс, а Адам. Картинка была настолько четкой, что ей даже показалось, будто такое уже было – они с Адамом в кафе, а за окном идет дождь и гудят машины.
– Что с тобой? Ты меня слышала? – немного раздраженно спросил Матьяс. – Теперь ты скажешь, что хочешь развода, верно?
– Я лишь повторю то, что говорила много раз.
Он качнул головой и снял с носа очки. Его каштановые волосы сильно отросли, хотя он и так стригся не слишком коротко, отдавая должное моде.
– А попробовать заново?
– Нет, Матьяс, ты же знаешь, что этого не будет.
Он развел ладонями:
– Почему? Ты меня не любишь, и я тебя не люблю – снова будем говорить об этом?
Она сделала глубокий вдох и кивнула:
– Можно и об этом.
– Слушай, ты сказала, что не можешь больше меня видеть, и я съехал на квартиру. Ты сказала, что хочешь побыть в другом месте, и я не возражал. Ты удрала в Прагу, и я даже не писал тебе писем и никак не пытался связаться с тобой. Что еще тебе надо? Неужели полугода оказалось мало для того, чтобы понять, что вся твоя жизнь проходит здесь?
– Ты говорил, что девочки умерли из-за меня, – напомнила ему она.
– А мы можем не вспоминать сейчас о девочках? – ощетинился он.
Ева подняла брови и улыбнулась:
– Я не могу забыть своих детей.
– Эти дети тянут тебя назад, а я хочу освободить нас обоих.
– То, что ты говорил…
Он хлопнул по столешнице:
– Опять ты об этом. Я был не в себе.
– А сейчас в себе?
– Полагаю, да.
– Тогда почему мы не можем поговорить о них?
– Потому что я не вижу в этом смысла. Я любил их не меньше, чем ты, и мне больно вспоминать о детях, которых мы потеряли.
– Как же ты собираешься жить со мной, если мы даже не можем разделить это горе? Твоя семья ненавидит меня, ты сам считаешь, что я виновата во всем – я вижу, что ты до сих пор так думаешь, и не пытайся убедить меня в обратном – как же мы сможем удержаться вдвоем?
С Адамом было проще – с ним она могла говорить о своих дочерях сколько угодно. Однако чаще всего слова были и не нужны – в общем молчании крылось больше понимания, чем в долгих беседах.
– Я не дам тебе развод. Делай что хочешь.
Она отвернулась к окну.
– У тебя была женщина, пока меня не было в городе? – спросила она. – Все в порядке, я не стану тебя обвинять.
Матьяс не ответил. У него случались романы даже в то время, когда в их семье с виду все было в порядке.
