– Но ведь ты не мог больше двадцати лет совсем ничем не увлекаться? Даже у меня были какие-то любимые занятия.
– Я любил заниматься сексом, – пожал плечами он. – Чисто физически это любят все.
– А не физически?
– Пожалуй, любил еще читать книги и смотреть кино – это помогает притвориться другим человеком. Особенно книги. Пока читаешь, как-то не думаешь о себе, а воображаешь себя героем сюжета. Не обязательно главным – просто выделяешь того, кто тебе близок, и на время влезаешь в чужую шкуру. Не всегда успешно, но всегда интересно поглядеть, куда тебя приведет автор. Есть еще кое-что из детства… иногда мне нравится зашивать дыры в обуви. Ну, знаешь, когда кожа отходит от подошвы по самому краю. Это было первым, чему меня научил отец.
Это было очень давно – еще до войны и лагеря. Адам и сам с трудом верил, что бывали такие славные времена, когда все казалось светлым и чистым, а будущее не предвещало беды. Он хотел стать сапожником, как и его отец. Как сложилась бы его жизнь, если бы не вмешались люди в форме? Адам привык гнать эти мысли прочь – то, что свершилось, нельзя изменить. То, чего никогда не было, уже не произойдет.
– Я старался делать это как можно реже. Мне от этого становилось больно, понимаешь? Жизнь до лагеря как-то поблекла и потерялась. Вроде бы, она должна была греть меня, но… я слишком много потерял. Из моей семьи никто не выжил в этой мясорубке, а все воспоминания неизбежно связаны с родителями, сестрами… Зашивать дырки в обуви – единственное, от чего я не смог отказаться.
Она положила голову ему на грудь. Ей все эти муки были знакомы – она сама переживала их каждый день.
Поэтому он понял причины ее бегства из Будапешта и не осуждал ее затворничество. Они походили друг на друга в своем одиночестве, и им не были нужны объяснения – все причины и так были известны.
– Старая привычка обращать внимание на обувь помогла мне найти тебя. Поэтому иногда я думаю, что, может быть, нашу жизнь кто-то планирует заранее.
Ева не нашлась с ответом и решила совсем ничего не говорить. Ей вдруг жутко захотелось рассказать ему настоящую правду о себе, но она не могла решиться на это. Было еще очень рано – у них оставалось два месяца, и она хотела провести их в полном спокойствии.
Адам считал, что ее муж умер вместе с девочками. Тогда ей казалось, что она поступила правильно, но теперь, чем ближе она сходилась с ним, тем отчетливее понимала, что не имела права обманывать его. С другой стороны она полагала, что их роман не продлится долго – ей в любом случае следовало вернуться в Будапешт, к прежним друзьям и родственникам. Там оставались вопросы, еще ожидавшие ответов.
