– Нет, иногда такое бывает полезно – чтобы нашлось нечто, способное раздавить одним махом. Тогда все остальное уже не кажется таким важным.
Они обошли вокруг храма, делая остановки в некоторых местах и стараясь наглядеться на него вдоволь. Ева ничего не говорила, лишь сжимала его локоть и взволнованно дышала, а на ее губах мелькала едва заметная улыбка.
– Здесь очень красиво, – сказала она, когда они ехали обратно. – Я имею в виду, вообще в городе. Необычайный город. Ты давно здесь живешь?
Адам взял ее руку и поцеловал самые кончики пальцев, но промолчал. Они доехали до ее дома в полной тишине, и Ева даже подумала, что он не захочет подняться в ее квартиру – возможно, заданный вопрос был слишком грубым или пробудил неприятные воспоминания, которыми он не собирался с ней делиться. Они все еще были чужими людьми, и ничего друг другу не обещали.
Вопреки ее сомнениям, Адам согласился переночевать у нее – теперь такие ночи стали уже чем-то привычным. В ее шкафу появилась отдельная полка с его одеждой – она хранила у себя его рубашки, брюки и свитера, чтобы по утрам он мог переодеваться в новое.
Когда дверь за ними закрылась, и они оказались одни, он взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы.
– Пора бы уже начать жить, да? Пятьдесят лет позади, самое время одуматься и начать жить по-настоящему, иначе можно совсем опоздать, – оторвавшись от нее, сказал он.
Новое пальто соскользнуло по плечам и упало на пол. Обещанное шерстяное платье, которое они также купили в магазине этим вечером, осталось где-то на пороге между спальней и прихожей. Сбившееся дыхание, быстрые поцелуи, неточные прикосновения, краткие объятия – все это сменялось и сливалось в одно непонятное пятно ощущений, с которыми никто из них не был знаком до этого. Они привыкли упорядочивать и планировать каждое действие, и теперь лихорадочность и торопливость стали для них чем-то новым и волнующим. Еве казалось, что у нее болезненный жар, который обычно бывает при простуде или гриппе, ей не хватало воздуха, а сердце билось слишком быстро. Все то, что в другое время показалось бы неприятным или опасным, теперь приносило удовольствие, и Ева не сомневалась в том, что именно сейчас чувствует себя по-настоящему живой.
Потом, когда они отдыхали, лежа на смятых простынях, Адам заговорил.
– Я живу здесь с сорок шестого года. Мне предлагали быть свидетелем в Нюрнберге, но я решил, что с меня хватит этой военной грязи. Отказался и уехал подальше – так далеко, как только смог. По тем временам Прага казалась лучшим вариантом – здесь было сравнительно тихо, и я смог найти работу. Вначале лечился на водах, но, по чести признать, помогло не очень. Потом начал ту жизнь, которой жил до сих пор. Не сразу конечно. Вначале пристроился в закусочную. Дальше пошел менять места работы, пока не остановился здесь. Купил квартиру. Все как-то сложилось и улеглось.
