Прошито насквозь. Торонто. 1930 | страница 16



В холле ее сразу же остановили, и она сказала, что работает прачкой. Тогда охранник спросил, почему она не воспользовалась служебным входом, на что ей пришлось ответить, что сегодня не ее смена. Он сразу все понял и отвел ее в кабинет хозяина отеля.

Мистер Коул, к счастью, был свободен — он отпустил последнего посетителя всего три минуты назад. Это был рослый светловолосый мужчина с густым низким голосом и темно-серыми глазами. К появлению Евы он отнесся весьма благосклонно и даже улыбнулся ей.

— Насколько я понимаю, вы не замужем? — спросил он, указывая ей на место напротив.

— Да, я не замужем, — согласилась она.

— И у вас нет детей?

— Нет.

— В таком случае вы нам подходите, — еще раз улыбнулся он.

Его цепкий взгляд должен был показаться подозрительным, но Ева слишком сильно отчаялась, и все ее мысли занимала только работа. Оказаться на улице значило бы умереть — по крайней мере, сейчас.

— Вы готовы приходить сюда в те дни, когда не заняты в прачечной? — спросил между тем мистер Коул. — Нам нужны горничные.

Горничные — это очень хорошо. Таким работницам платили гораздо лучше — почти в два раза больше, чем прачкам. Хотя, вполне возможно, это было связано с тем, что горничным приходилось сталкиваться с клиентами, которые часто бывали не совсем честными и порядочными людьми. К тому же, когда Ева впервые пришла сюда в поисках работы, никакие горничные были не нужны — их вполне хватало.

— Вы сохраните место в прачечной, так что бояться вам нечего. Попробуете поработать для начала, а потом, если станете хорошо справляться, мы переведем вас на более ответственную должность.

Попробовать можно всегда — тем более, если есть шанс отступиться и вернуться в прежнее положение. Ева согласилась работать на таких условиях. Она очень спешила, и была немного расстроена утренним случаем возле пекарни, а потому не спросила, что за ответственная работа будет предложена ей в случае первого успеха.


Обратно Мэтью вернулся уже на руках своего отца — набегавшись и напрыгавшись по дороге, он слишком сильно устал. Дебби вытащила из кармана припрятанный и завернутый в газету бутерброд с маргарином, и отдала его младшему брату. Они отвыкли ходить по улице, они забыли о том, что значит городской шум и постоянная толкотня, а потому прогулка измотала их обоих. И все-таки они были счастливы — Адам смотрел на их раскрасневшиеся счастливые лица и ощущал всепоглощающую радость от того, что его дети, наконец, получили хоть какое-то вознаграждение за свое терпение. Они никогда не просили у него сладостей или фруктов, и всегда радовались даже самой скромной еде. Они потеряли маму, но никогда не винили его в том, что остались полусиротами. Иногда он просыпался по ночам и думал о том, что должен хоть как-то поблагодарить их за это. Тогда ему становилось особенно горько от осознания, что он не может ничего им купить или хоть чем-то их порадовать.