— В этом нет необходимости. У нас есть закон, чего нет в твоей паршивой стране! У нас есть суд. Данила бросил умоляющий взгляд на пристава. Тот кряхтел, посматривал на Дьякова, Васильева, глядел в потолок. Улик нет, было написано на его лице. Если хочешь перебросить свою вину на другого, надо придумать что-то понадеж– нее. И дурак открестится от такого обвинения, а Дьяков не дурак. Любому докажет, что черное — это белое, а белое — черное. Никакой суд его вину не признает и Данилу Ковалева в два счета отправит на виселицу. Шрамолицый китаец повернулся в дальний угол, где сидели тесной кучкой, как испуганные мыши, три гиляка. Он поманил пальцем-, гиляки подхватились, часто кланяясь. Вперед шагнул самый старый, еще раз униженно поклонился.
— Гиляки, обратился к ним китаец, — такие же обыватели Российской империи, как и остальные присутствующие тут. Их свидетельство имеет такую же цену. Дьяков замер. На лбу начали собираться крупные бусины пота. В комнате стояла мертвая тишина. Шрамолицый оглянулся на Ген Дашена, тот наклонил голову. Шрамолицый кивнул сыну Ворошило, который стоял на дверях:
— Приведи запасную лошадь. Мы поедем туда, где был убит князь. Парень оглянулся на отца, тот нетерпеливо кивнул, и он исчез за дверью. Никого не удивило, что китаец распоряжается людьми своего врага, а тот не спорит. Данила украдкой перевел дыхание. Если бы потащили Дьякова в суд, тот бы с блеском защитился, вышел бы победителем, а он, Данила, остался бы ожидать виселицы. Не надо быть особо изощренным адвокатом, чтобы в суде доказать виновность Ковалева и непричастность Дьякова. Но Ген Дашен живет на Дальнем Востоке давно. Даже Ворошило, не такой уж старожил, все понял. Для городского суда улик нет, там чернильные души, там все по бумагам, а выигрывает тот, у кого лучше подвешен язык, но тут все понятнее и проще. Илья привел гиляков, которые нашли убитого князя. Для них читать следы проще, чем гимназисту букварь. Понял это и Дьяков, судя по выражению его лица. Он хотел вскочить, но на плечи нажали с двух сторон: шрамолицый и осанистый.
— У нас цивилизованная страна! — сказал Дьяков гневно. — Почему тут распоряжаются китайцы? И как можно верить гилякам, этим инородцам? Если у вас есть обвинения, подавайте на меня в суд! Он был бледным как мел, крупные капли пота катились по лицу. Пристав вздохнул, с сожалением покосился на раскрытые двери в соседнюю залу, где стоял роскошно накрытый стол, и произнес:
