– Да ведь господь вас знает! Вон, говорят, в Париже на бульварах тоже стоят скамейки, а сесть на них неприлично.
Литвинов ничего не возразил Капитолине Марковне; он только в это мгновенье сообразил, что в двух шагах оттуда находилось то самое место, где он имел с Ириной объяснение, которое все решило. Потом он вспомнил, что он сегодня заметил у ней на щеке небольшое розовое пятно…
Капитолина Марковна опустилась на скамейку, Татьяна села возле нее. Литвинов остался на дорожке; между им и Татьяной – или это ему только чудилось? – совершалось что-то… бессознательно и постепенно.
– Ах, она шутовка, шутовка, – произнесла Капитолина Марковна, с сожалением покачивая головой. – Вот ее туалет продать, так не десять, а сто семейств прокормить можно. Видели вы, у ней под шляпкой, на рыжих-то на волосах, бриллианты? Это днем-то бриллианты, а?
– У ней волоса не рыжие, – заметил Литвинов, – она их красит в рыжий цвет, теперь это в моде.
Капитолина Марковна опять руками развела и даже задумалась.
– Ну, – проговорила она наконец, – у нас, в Дрездене, до такого скандала еще не дошло. Потому все-таки подальше от Парижа. Вы того же мнения, не правда ли, Григорий Михайлыч?
– Я? – отвечал Литвинов, а сам подумал: "О чем бишь это она?" – Я? Конечно… конечно…
Но тут послышались неторопливые шаги, и к скамейке приблизился Потугин.
– Здравствуйте, Григорий Михайлыч, – проговорил он, посмеиваясь и кивая головой.
Литвинов тотчас схватил его за руку – Здравствуйте, здравствуйте, Созонт Иваныч. Я, кажется, сейчас встретил вас с… вот сейчас, в аллее.
– Да, это был я.
Потугин почтительно поклонился сидевшим дамам.
– Позвольте вас представить, Созонт Иваныч. Мои хорошие знакомые, родственницы, только что приехали в Баден. Потугин, Созонт Иваныч, наш соотечественник, тоже баденский гость.
Обе дамы приподнялись немного. Потугин возобновил свои поклоны.
– Здесь настоящий раут, – начала тонким голоском Капитолина Марковна; добродушная старая девица легко робела, но пуще всего старалась не ударить в грязь лицом, – все считают приятным долгом побывать здесь.
– Баден, точно, приятное место, – ответил Потугин, искоса посматривая на Татьяну, – очень приятное место Баден.
– Да; только уж слишком аристократично, сколько я могу судить. Вот мы с ней жили в Дрездене все это время… очень интересный город; но здесь решительно раут.
"Понравилось словцо", – подумал Потугин. – Это вы совершенно справедливо изволили заметить, – произнес он громко, – зато природа здесь удивительная и местоположение такое, какое редко можно найти. Ваша спутница в особенности должна это оценить. Не правда ли, сударыня? – прибавил он, обращаясь на этот раз прямо к Татьяне.
