– Нельзя же, однако, совсем воротиться, – задумчиво заметил Ратмиров.
Снисходительный генерал только осклабился.
– Совсем; совсем назад, mon tres cher. Чем дальше назад, тем лучше.
Генерал опять вежливо взглянул на Литвинова. Тот не вытерпел.
– Уж не до семибоярщины ли нам вернуться, ваше превосходительство?
– А хоть бы и так! Я выражаю свое мнение не обинуясь; надо переделать… да… переделать все сделанное.
И девятнадцатое февраля?
– И девятнадцатое февраля – насколько это возможно. Оn est patriote ou on ne l,est pas. А воля? – скажут мне. Вы думаете, сладка народу эта воля? Спросите-ка его…
– Попытайтесь, – подхватил Литвинов, – попытайтесь отнять у него эту волю…
– Сomment nommes-vous ce monsieur? – шепнул генерал Ратмирову.
– Да о чем вы тут толкуете? – заговорил вдруг тучный генерал, очевидно разыгрывавший в этом обществе роль избалованного ребенка. – О журналах все? О щелкоперах? Позвольте, я вам расскажу, какой у меня был анекдот с щелкопером – чудо! Говорят мне: написал на вас un folliculaire пашквиль. Ну я, разумеется, тотчас его под цугундер. Привели голубчика… "Как же это ты так, говорю, друг мой, folliculeirе, пашквили пишешь? Аль патриотизм одолел?" "Одолел", говорит."Ну, а деньги, говорю, folliculiire, любишь"? – "Люблю", говорит. Тут я ему, милостивые государи мои, дал набалдашник моей палки понюхать. "А это ты любишь, ангел мой?" – "Нет, говорит, этого не люблю". – "Да ты, я говорю, понюхай как следует, руки-то у меня чистые". – "Не люблю", говорит, и полно. "А я, говорю, душа моя, очень это люблю, только не для себя. Понимаешь ты сию аллегорию, сокровище ты мое?" – "Понимаю", говорит. "Так смотри же, вперед будь паинька, а теперь вот тебе целковый-рупь, ступай и благословляй меня денно и нощно". И ушел folliculaireе.
Генерал засмеялся, и все опять за ним засмеялись – все, исключая Ирины, которая даже не улыбнулась и как-то сумрачно посмотрела на рассказчика.
Снисходительный генерал потрепал Бориса по плечу.
– Все это ты выдумал, друг ты мой сердечный…Станешь ты палкой кому-нибудь грозить… У тебя и палки-то нет. С'est pour faire rire ces dames. Для красного словца. Но дело не в том. Я сейчас сказал, что надобно совсем назад вернуться. Поймите меня. Я не враг так называемого прогресса; но все эти университеты да семинария там, да народные училища, эти студенты, поповичи, разночинцы, вся эта мелюзга, tout ce found du sac, la petite propriete, pire que le proletariat (генерал говорил изнеженным, почти расслабленным голосом), voila ce qui m'effraie… вот где нужно остановиться… и остановить. (Он опять ласково взглянул на Литвинова.)
