Первым застучал в ворота, ведущие во двор Александра, Салтыков.
— Кто там в ночь, за полночь? — крикнул сторож.
— Открой по царскому указу! — закричал Салтыков, и, едва калитка приоткрылась, по его команде туда бросились стрельцы. За ними поспешил и Салтыков: скорее в горницу хозяина, к сундучку, куда Алексашка Бартенев должен был положить мешок с кореньями.
— Ага, вот и они! — вскричал с торжеством Салтыков, извлекая заветный мешок и чувствуя, как голова его потяжелела от боярской шапки. И показал пальцем на вбежавшего полураздетого хозяина: — Вязать его! Вязать всех — и подлых и челядь! Доставить в Сыскной приказ к Годунову.
Маржере, как всегда, угадал: самое жаркое дело заварилось у стен подворья Романова-старшего. Услыхав возню на соседнем дворе, слуги открыли пальбу. Гвардейцы по приказу капитана ответили дружным залпом, от которого враз загорелись соломенные крыши сараев. Проломив ворота, гвардейцы рассыпались по двору, вступив в рукопашный бой с челядью. Звон сабель и шпаг, стоны раненых огласили окрестности. Крутя отчаянно шпагой и делая ловкие выпады так, что один за другим падали на землю босые холопы, капитан пробивался к дому. У самого крыльца на него набросились трое. Одного из нападавших капитан сразил выстрелом из пистолета, другого проткнул шпагой, повернулся к третьему, приставив шпагу к его груди.
— Помилуй меня, капитан! — воскликнул человек и отбросил саблю.
Отблеск пожара осветил его лицо. Капитан узнал Юрия Отрепьева.
— Что ж, долг платежом красен! Беги.
Отрепьева не надо было уговаривать, благодарно кивнув, он бросился за угол.
...Но не схватки, пусть самой отчаянной, боялся капитан. Он боялся встретить ту, которую полюбил так нежно. Однако он её всё же встретил. Приведя в Сыскную избу связанных Фёдора Романова и его жену Ксению, капитан увидел среди сидевших на лавке связанных пленников её. Она сидела в одной рубашке, простоволосая и, склонив голову на грудь, горько рыдала.
Как рвалось сердце Жака, чтобы броситься, утешить, ударом шпаги разорвать верёвки. Но он прошёл с невозмутимым лицом в следующую комнату, где Семён Годунов уже вёл допрос Александра Романова, и доложил, что пленники доставлены.
Потом с тем же невозмутимым лицом он прошёл снова во двор и, только подойдя к своему коню, уткнулся в его гриву, сотрясаясь от спазм, перехвативших горло. Привёл его в чувство жизнерадостный голос Думбара:
— Эй, капитан, пошли. По-моему, мы заслужили сегодня хорошую выпивку!
