— Здравствуй, голубчик Гаврило! Садись, сударка, ино потолкуем по душам, — с притворной томностью в голосе приветствовал его Бурсов. — Как ты меня, однако, вчерась знатно отщёлкал!..
«Эхма, брат! — сказал себе Державин. — Попался ты на простоватости своей. Вона как Бурсов тебя обалахтал!»
— Жену мою подстёгой непотребной представил, — продолжал хозяин, чистя ногти батистовым платочком, — а меня гадким обирохою!..
При сих словах зашевелился кто-то за ширмами.
— Неправда, сударь! — отрывисто возразил сержант. — Говорил я тебе вчерась только о том, что видал. А видал я, как твоя жена с прапорщиком Яковлевым любезничала, и явно... Ты же небось позлыдарить решил да со мной свести счёты! Теперь-то я вижу, кто ты есть!
— Ах плутяга! — вышел из-за стола Бурсов. — Кто же я? Ну-кась назови!
Державин уже не мог сдержать природной своей горячности и в запалке крикнул:
— Волк, вот ты кто! Только волк овчеобразный!
— Хватить вракать! — Бурсов сделал знак лежащему офицеру. — А ну-ка, дружок, дай ему для начала доброго подживотника!
Ширмы пали, и два мордастых лакея загородили Державину путь к двери.
— Нет, брат, он прав, а ты виноват! — подымаясь с кушетки, спокойно пробасил офицер. — И ежели кто из вас тронет его волосом, то я за него вступлюсь и переломаю вам руки и ноги...
Хозяин и его соумышленники попятились.
Только теперь признал Державин в офицере того самого поручика, которого в трактире едва не обыграли на поддельные шары.
— Пойдём отсель, — басил поручик, поигрывая дубиною, — а сунется кто, так смажу, что окакаетесь...
Но в перетруске сильной никто их удерживать не посмел.
На улице поручик протянул Державину руку:
— Пётр Гасвицкий, землемер из Саратова... Ты уж прости, едва не поотколотил тебе бока. Бурсов, повируха, передо мной обнести тебя хотел. Да, вишь, у лжи-то ноги коротки оказались.
— Спасибо, братец! — с чувством пожал его сильную руку Державин. — Выручил ты меня, и крепко. С природным дворянином повалтузиться ещё куда ни шло — не впервой. А вот когда тебе лакеи могут палками спину понагреть — и вовсе поносно...
Переулком, мимо Селезневских бань, вышли на Царицыну площадь, где клубилась толпа перед обширным деревянным театром. У входа в театр с высокого помоста пестро размалёванный человек в высоком шутовском колпаке выкрикивал, ломая слова:
— Высокопочтенный господа доброжелатель! Мы имель честь показать вам наш удивительный действий, а вы, нас похваляя, дариль нам денег по возможности, за что мы покорно благодарствуем! Но как насталь время наш отъезд, то я, Паячи, не могу отъехать без того, чтобы наперёд не проститься и почтеннейший публикум ещё не повеселить. Итак, я имею честь пригласить вас на пантомим и буду стараться представить всё наилучшим образом. Но Паячи покорно вас просит, чтобы вас быль побольше, дабы я побольше собраль денег. Вам же ведомо, как бедный Паячи дрожит на верёвке и чувствует со страху то жар, то холод...
