Она молчала.
— Пойдем ко мне, — сказал он.
— Нет.
— К Смулке бы ты пошла! — крикнул он в бешенстве.
— Не пошла бы.
— А ко мне пойдешь, — сказал он и схватил ее за руку. Она застонала:
— Отпусти, мне больно.
— Пойдем.
— Пусти.
Хенрик тянул ее, она спотыкалась, так дошли до гостиницы.
— Дурак, — говорила она. — Честный идиот. Чего ты от меня ждешь? Невинного чувства? Ангельского тела? Это ушат с помоями, дурачок. Клоака! Пусти меня, я пойду сама!
Он отпустил руку Анны, и она начала растирать ее, морщась от боли. У входа в отель они остановились. Анна подошла к нему:
— Сказать, какая такса была у меня в лагере?
Он отпрянул.
— Сказать? — наступала она.
— Нет.
— Я могу ее тебе назвать.
— Нет!
— Ну тогда заткнись, и чтобы я не слышала ни одного благородного слова!
Да, теперь он все понял. Но внутренне противился этому. То, что она ему сообщила, не имело значения. Он хотел ее утешить, но в ее глазах не было слез.
— Пани Анна… — начал он. Возвращение к «пани» было таким же неожиданным, как недавний переход на «ты».
Скрипнули массивные петли, в портале отеля стоял слегка сгорбленный Шаффер.
— Какая чудесная ночь, пан профессор, — сказал он. — Я не удивляюсь, что вы не спите, это потому, что у вас романтическая душа. Остальные давно легли и храпят вовсю, в коридорах ни одной живой души, темно и тихо, я не слышал никаких подозрительных звуков, за исключением одного номера, в котором орал тот невысокий, гладко причесанный пан. Я вам не мешаю? Можете не отвечать, я догадываюсь, что мешаю, так же, как и эта луна, пани такая красивая, пана тоже бог не обидел, но представьте себе, пан профессор, что за многие месяцы это первая ночь, когда я нахожусь в обществе людей, да еще таких высокообразованных. Не выпить ли нам по этому случаю? У меня большое желание, но я хотел бы наконец выпить в компании интеллигентных людей.
— Чего он хочет? — спросила Анна.
— Выпить с нами.
— Ну что ж.
Шаффер возвратился с подносом, на котором стояли три рюмки. Хенрик смотрел, как Анна пьет, прищурив глаза, как будто вместе с вином она вливала в себя неземное блаженство, словно боялась, что, когда она их откроет, потекут ручьи слез. Потом Шаффер взял пустые рюмки и ушел назад. Они сели на ступенях террасы. Становилось темнее, луна опустилась ниже и пряталась за крышами домов.
— Вы хотели бы жить в лесу? — спросил Хенрик.
— Нет.
— Не со мной, с кем-нибудь другим, вообще…
— Может быть.
— Мне обидеться? — спросил он. Она вздохнула. Как если бы действительно страдала.
