— Кто она? — спросил он, для выразительности показывая на восточный горизонт.
— Молодая, слишком сердитая для женщины? — Ателий пожал плечами. — Благородная.
Он воспользовался словом, которое по-гречески означает «добродетельная». Киний задумался над этим.
— Она высокого происхождения? Царица?
— Нет. Небольшая сила. Большое племя. Ассагеты. Могут вывести на равнины десять раз по десять всадников, и все равно многие еще останутся в стане. У них хан — хан для них как царь. Да? Хан ассагетов — большой человек. Есть благородные, да? Три десятка десятков благородных. Все ассагеты.
Киний глубоко вдохнул.
— У царя этих ассагетов десятки тысяч воинов, и это лишь небольшой отряд одного из благородных?
— Говоришь верно.
Ателий обрадовался, что его поняли.
— А она молода, сердита и, может, хочет прославиться. И взяла своих воинов и поехала за гетами, до которых четыре дня пути.
— Завтра гетов ждет огонь, — сказал Ателий.
От этого ответа у Киния пробежал по спине холодок.
— Завтра? Но мы ехали три дня.
— Ассагеты и саки. Саки скачут по траве, как северный ветер, быстро, быстро и никогда не отдыхают. — Ателий постучал себя по груди. — Я сак. — Он снова постучал по груди. — Ехать весь день. Ехать всю ночь. Снова ехать весь день. Спать на лошади. Много лошадей для битвы — как у вождя, да.
С противоположной стороны костра вмешался Никий:
— Клянусь яйцами Ареса — она что, собирается завтра напасть на гетов и сразу вернуться?
Ателий энергично кивнул. Правым кулаком он ударил по левой ладони с таким звуком, с каким ударяет меч.
— Напасть — да.
Киний и Никий переглянулись. Киний сказал:
— Хорошо. Подъем во время последней стражи. Выедем, как только на небе станет светать. Все, кто не на страже, не снимайте плащей.
Киний лег рядом с Диодором. Тот не спал.
— Кого мы боимся? Ты ведь заплатил дань — моей лошадью, спешу добавить.
Киний хотел притвориться, что уснул, и не отвечать. Он был уверен, что все в палатке слушают, что он ответит Диодору. Наконец он сказал:
— Не знаю. Она вела себя дружелюбно. Более честно, чем многие олигархи. Но когда увидела эти проклятые застежки… Боюсь, мы положили начало чему-то очень значительному. Я хочу добраться до Ольвии раньше, чем оно начнется, что бы это ни было.
Диодор негромко присвистнул.
— Как прикажешь, — сказал он.
«Это слишком верно», — подумал Киний и уснул.
Артемида, обнаженная, он так хорошо помнит ее широкую спину и узкую талию. Он встал за ней, его член тверд, как доска, как то, что нарочно надевает актер; она повернула голову и улыбнулась ему через плечо, но он увидел, что это благородная женщина из ассагетов, ее грудь закрывает золотое ожерелье, женщина что-то гневно говорит, ее слова похожи на рычание, а в каждой руке она держит по застежке, и вонзает острия их булавок ему в глаза…
