Раб принес воды. Когда Киний пил, руки у него дрожали. Далеко справа послышались крики — приветствия и греческие голоса, поющие пеан.[6] Это, должно быть, на той стороне. Там много греков. С царем царей, вероятно, больше афинян, чем с Александром. Киний посмотрел вперед, стараясь вернуться мыслью в эфир, но справа двинулись, сотрясая землю, македонские фаланги, и он ничего не мог разглядеть сквозь пыль, поднятую первыми же их шагами.
Облако праха. О нем говорил Поэт, и теперь Киний видел его. Пугающее и грандиозное зрелище. Поднимается к небу, как жертвенный дым или дым погребального костра.
Но он никак не мог мысленно подняться над этой пылью, в голубое небо.
Он стоит на берегу, персы приближаются. И хоть руки у него дрожат, в своих мыслях он следит за ходом битвы. Он видит, как в центре в облаках пыли движутся таксисы.[7] Он слышит крики: это царь посылает вперед отряды. Чувствует — битва движется к далеким холмам. В центре гром — это греки царя царей стеной встали на пути македонских копий.
Тем временем перед Кинием персы подступают все ближе. Он успевает заметить, как фаланга пересекает реку и поднимается по мелким камешкам на противоположный берег, как греки противной стороны и персидская пехота встречают фалангу на берегу и останавливают ее; мертвецы падают с крутого берега, мешая идущим следом карабкаться наверх. Ветер доносит приветственные крики справа по фронту.
— Смотри вперед, — сказал Никий. Он поцеловал свой амулет.
Всего в стадии перед ним одинокий персидский всадник въехал в воду и начал переправляться. Он кричал и махал руками, и вслед за ними лавина персидской конницы хлынула вниз по пологому берегу, в реку Пинар.
Филипп Контос, знатный македонец, возглавлявший Объединенную конницу, поднял руку. Киний вздрогнул всем телом. Напряжение через колени передалось лошади, и она сделала шаг, потом другой. Киний до сих пор лишь раз сталкивался с персидской конницей. Но знал, что персы ездят верхом лучше большинства греков, а лошади у них сильнее и крупнее. И стал молиться Афине.
Никий запел пеан. На шестом слове пение подхватил весь первый ряд. Громовой звук катился, как пламя по осеннему полю, огонь песни посылал искры в ряды стоявших сзади фессалийцев. Персидская конница — сплошной ряд всадников — достигла середины ручья.
Контос опустил руку. Объединенная конница ринулась вперед, взбудораженные лошади задирали головы, хвосты струились по воздуху. Киний взял легкое копье в другую руку, намереваясь использовать прием, который разучивал целых пять лет: бросить первое копье и сражаться вторым, и все это в галопе. Он определил расстояние до персов. Греческая конница прибавила ходу, перейдя с шага на легкий галоп; топот копыт заглушал пеан. Конь Киния миновал песок и начал спускаться по пологому каменистому берегу Пинара. Киний сжал кулак, давая сигнал «в атаку», и труба Никия запела.
