— Хорошо! — сказала она.
Махнула плетью своим спутникам, те сели верхом и, крича и стреляя, поскакали по траве.
— Милая женушка! — сказал Филокл.
— Почему мне никогда не приходило в голову, ухаживая, дарить мечи? — спросил в пространство Никомед.
— Вам что, нечем заняться? — полюбопытствовал Киний.
На четвертый день в лагерь прибыл клан Черной Лошади — тысяча воинов в доспехах и восемь тысяч лошадей. Киний впервые увидел знатных скифов в военном облачении.
Первые сто воинов — свита вождя — были в кольчугах от плеч до колен, в тяжелых кожаных плащах с бронзовыми и железными пластинами, нашитыми внахлест, как чешуя или черепица. У самых богатых такие же доспехи прикрывали грудь коней; на головах греческие шлемы, закрывающие все лицо, с огромными султанами.
Каждый из этой сотни ехал на вороном коне. Они были великолепны: и вооружение, и лошади не хуже, чем у лучших персидских всадников. У каждого в горите лук, тяжелое копье и пара легких копий.
Никий, стоя рядом с Кинием, горько сказал:
— Во имя Аида, а мы-то им зачем?
Страянка с нетерпением ждала, когда с родных пастбищ на западе прибудут остальные воины ее клана Жестокие Руки. Они запаздывали, и каждым день опоздания шел в ущерб ее достоинству. Так говорила ее свита, то же говорил и Ателий.
Они прибыли на шестой день после приезда Киния и выглядели не очень хорошо — табуны были не меньше, чем у других кланов, но всадники казались усталыми, и за ними тянулся обоз: повозки с ранеными и женщинами.
Страянка час разговаривала со своими людьми, а затем царь созвал всех вождей в свой лагерь.
— Зоприон послал гетов жечь синдов, — сказала Страянка. — Моим людям пришлось защищать их в тяжелом бою, и мой танист[82] решил прийти сюда на встречу и не сражаться в одиночку.
Царь мрачно кивнул.
— Кайракс хороший человек. Но твои люди устали, и у вас много раненых.
Страянка нахмурилась.
— Мы можем сегодня же вечером отправиться назад.
Матракс покачал головой.
— Если бы твои люди вовремя явились на сбор, мы бы ничего не узнали, — сказал он. — Они приняли удар на себя, а твои земледельцы платят кровью и огнем — но мы предупреждены.
Эвмен наскоро переводил речи Матракса, а Киний после недели, проведенной в лагере, и своих снов о дереве понимал их еще до перевода.
Языковая преграда в войске разрушалась — медленно.
— Мы должны нанести ответный удар, — сказала Страянка.
Все саки поддерживали ее, даже царь. Киний дал им возможность выговориться, потом вмешался.
