— А вот это любопытно, — сказал Филокл.
Киний позволил им говорить дальше. Прежде чем завернуться в плащ и лечь, он послал Никия отозвать трех дозорных. Потом долго лежал без сна, думая о женщинах: о матери, сестрах, Артемиде и Страянке. Но ни к какому заключению не пришел. Артемида и Страянка были словно другого пола, чем его мать и сестры. Не в том дело, что Артемида и Страянка казались ему похожими. Артемида использовала женственность как оружие, чтобы добиваться своего от мужчин. Страянка — военачальник. И все же какое-то основополагающее сходство между ними есть.
Он вспомнил: Филокл советовал ему обращаться со Страянкой как с мужчиной. Эта мысль заставила его нахмуриться, и он уснул.
На следующий день они не поехали вместе. Киний держался со своими людьми, разговаривая на сакском с Ателием и глядя, как исчезает под копытами трава. Все было как будто прежним и в то же время не таким, как раньше.
То же самое можно было сказать обо всей ольвийской части колонны. Киний не мог определить, в чем загвоздка, но что-то определенно изменилось. Это его смущало: он умел понимать воинов и знал, что они с ним согласны — Алкей заслужил наказание. Судя по его поведению, сам Алкей тоже считал, что заслужил удар. Он выглядел не сердитым, а смущенным. И все же что-то изменилось, как будто, показав силу, на которой основывается послушание, Киний лишился их благодушного отношения.
Когда они оказались одни, Никий подлил масла в огонь.
— Осел глазел на сакских девушек, верно? А ты все время проводишь с одной из них. Ты знаешь, что говорят воины, когда у одного есть то, чего нет у других.
Киний вынужден был признать справедливость этих слов — по крайней мере для воинов. Он погладил бороду и подул на озябшие руки.
— Знаешь, если эти избалованные граждане-воины завидуют моей любовной жизни, то зря. — Он взглянул на горизонт. — Сегодня она со мной не разговаривает.
Никий в ответ улыбнулся одними уголками губ.
— Совершенно верно. — Он приподнял бровь. — Ты чересчур волнуешься, гиппарх. — Он посмотрел на небо, на которое фалангой надвигалась полоса тяжелых туч. Никий скривил губы. — Скоро богатым мальчикам будет о чем подумать, кроме баб.
Три дня шел дождь, и на четвертый всем в колонне было на что жаловаться.
Для греков это были трудные дни: люди учились жить как воины, а не как богачи на затянувшейся охоте. Плащи их насквозь промокли; кое-кто обнаружил, что синяя ткань линяет, окрашивая кожу; костры горели еле-еле и дымили. Ночи были холодные и сырые, и воины из Ольвии наконец научились жаться друг к другу ради тепла. Для большинства это не был настоящий сон — им удавалось лишь задремать, а когда груда тел шевелилась, каждый ради тепла старался забраться поглубже. Днем их согревали лошади, и на третий день большинство научились спать на их спинах.
