По меркам Эвксина Томис — большой город, но граждан в нем немного, и новости расходятся быстро. К тому времени как Киний перенес свои пожитки на берег, единственный человек, которого он знал в городе, стоял с факельщиком на гальке у носа корабля и звал его по имени.
— Кальк, клянусь богами! — закричал Киний и спрыгнул на гальку, чтобы обнять встречающего.
Кальк в ответ тоже обнял его, потом обхватил борцовской хваткой, и под крики чаек они принялись бороться на берегу. Кальк бросился Кинию в ноги, чтобы уронить. Киний ухватил его за шею, как крестьянин, борющийся с теленком. Оба со смехом выпрямились, Кальк поправил хитон на мускулистой груди, а Киний стряхнул песок с ладоней.
— Десять лет, — сказал Кальк.
— Изгнание как будто пошло тебе на пользу, — ответил Киний.
— Поистине. Я не хотел бы вернуться.
Тон Калька свидетельствовал, что он вернулся бы, если бы мог, да гордость не позволяет сознаться в этом.
— Ты получил мое письмо?
Киний терпеть не мог просить гостеприимства — участь любого изгнанника.
— Не будь дураком. Конечно, получил. И письмо, и твоих лошадей, и твоего гиперета с его шайкой разбойников. Я целый месяц кормлю их. Кое-что подсказывает мне, что у тебя нет ни гроша.
Киний ощетинился:
— Я заплачу… — начал он.
— Конечно, заплатишь. Киний, я был в твоем положении. — Кальк небрежно указал факельщику на вещи Киния, и тот, хмыкнув, с тяжелым вздохом взвалил мешок на плечо. — Не будь слишком гордым. Я выжил благодаря твоему отцу. Мы с сожалением услышали, что он умер… а ты изгнан, конечно. Афины — город неблагодарных. Но мы здесь тебя не забыли. К тому же кормчий сказал, что ты помог спасти судно, а ведь на нем мой груз. Я, вероятно, в долгу перед тобой.
И он мимо Киния посмотрел в тусклом свете факела на другого человека, спрыгнувшего с борта.
Спартанец наклонился (длинные локоны закрыли его лицо) и громко поцеловал камни берега. Потом подошел к Кинию и нерешительно остановился за его плечом.
Киний показал на него.
— Это Филокл, гражданин… Митилены.
Паузу он сделал сознательно. Он видел на лице Калька смущение, даже гнев.
— Он спартанец.
Киний пожал плечами.
— Я изгнанник, — сказал Филокл. — И нахожу, что в таком положении есть свои преимущества: изгнанник не в ответе за деяния своего города.
— Он с тобой? — спросил Кальк.
Киний видел, что изгнание сказалось на его гостеприимстве и желании соблюдать приличия. Кальк привык распоряжаться.
— Афинянин спас мне жизнь. Вытащил из моря, когда силы почти оставили меня.
