Ледовая книга | страница 15
У Афонина едкая усмешка, лицо изборождено морщинами, он приземистый и крепкий, ни грамма лишнего жира. Он напоминает мне капитана, чья судьба навела меня на мысль написать поэму «Сын бури». В нашей сравнительно молодой экспедиции он кажется спокойным, как Будда. Лишь когда он заговаривает о своих приключениях, его взгляд становится удивлённым. Об исчезновении одной посадочной площадки в Северном Ледовитом океане Афонин рассказывал так:
— Отыскали хорошую льдину, устроили хорошую посадочную площадку. А на другой день нет площадки — уплыла. Полетел я на вертолёте искать её и нахожу в шести километрах. На третий день она (несколько крепких слов о площадке) уже в двенадцати километрах. Последний раз нашёл её в сорока пяти километрах. И больше уже не находил. Черт её знает, куда она делась?..
И это «черт её знает, куда она делась» опять его озадачило — на лице его выразилось удивление.
Гости ушли. Полночь уже позади, судовые часы показывают 1.00, таллинское время — четыре часа утра. Значит, праздники уже начались. Я разбудил Васюкова, который в продолжение нашего долгого сидения спал, словно у Христа за пазухой, под караулом своего Гриши. Он протёр глаза, оглядел каюту, имевшую весьма разгромленный вид, и спросил:
— Что тут было? Полтавский бой?
Мы поздравили друг друга с праздником, вспомнили о своей родине, от которой мы уходим все дальше, и о своих близких.
«Корабли революции должны быть чистыми!» — говорит боцман из «Гибели эскадры». И я принимаюсь убирать каюту.
7 ноября
Ла-Манш
Сегодня на корабле очень торжественно. Пожимаем друг другу руки, желаем хороших праздников. Общество, собравшееся к завтраку в салоне, одето не хуже, чем публика на иной премьере. Все время поступают радиограммы. Их раздаёт комендант экспедиции Голубенков. Его всегда окружает кольцо нетерпеливых людей. Хотя я знаю, что мне, вероятно, ничего сегодня не пришлют, однако держусь поближе к Голубенкову. Тут видишь, что значат хотя бы два словечка из дому.
Торжественное собрание экспедиции. Говорит первый помощник капитана Рябинин. Зачитываются радиограммы с «Оби» — она впереди нас примерно на восемь тысяч миль, — из Мирного, из Главсевморпути, от академика Бардина и т. д.
В два часа — праздничный обед. На четыре человека выдаётся по бутылке водки и по бутылке грузинского вина. Пьём за нашу родину, за успех экспедиции, за здоровье «Кооперации» и её капитана. Начальник рейса Александр Павлович Кибалин поднимает бокал за здоровье тех, кого мы любим, — за наших жён и невест. Аплодисменты, переходящие в овации. Все встают. После обеда настроение у всех приподнятое, но все это не выходит за рамки праздничного веселья. Народ здесь дисциплинированный.