— Скучаешь? — подходит Олинка. На этот раз на поводке, прикрепленном к ошейнику, она ведёт симпатичного стройного парня. Правда, при взгляде в его глаза мне сделалось как-то не по себе, но агент Там ругнулась, заставляя себя заняться делом, и я пожала плечами:
— Осваиваюсь.
Парень одет в блестящую чёрную кожаную жилетку, открывающую красивую мужскую грудь, и такие же узкие штаны, прямо будто только-только из стриптиз-бара.
Олинка садится рядом со мной на небольшой мягчайший диванчик, парень опускается у её ног, она запускает руку в его волосы и перебирает их.
— Ну как тебе у нас? — изображает радушную хозяйку Олинка.
— Замечательно! — говорю.
— А ты уже себе раба присмотрела? — спрашивает.
— Да нет, не успела, — говорю. — Недавно же приехала, не совсем ещё знаю, что тут к чему… Слушай, мне так стыдно, позабывала половину имён, расскажи о них?
Олинка охотно принимается пересказывать местные сплетни, из которых я вычленяю крупицы полезной информации.
— А Три Главы? — спрашиваю, когда Олинка выдыхается и начинает подёргивать волосы парня сильнее, чем следовало бы. Хочется напомнить, думаю, наверное забылась слегка… Но как-то не решиаюсь, мало ли, что у них за отношения.
— Не знаю, — сникает Олинка. — Они такой тайной окружены, попробуй подступись. Хотя отец обещал, что когда-нибудь и я… — запинается, обводит языком губы, понимаю, что ступила на скользкую стезю. Чтобы она потом не вспомнила, о чём я интересовалась, тут же перевожу разговор на другое, взглянув на парня у её ног:
— Слушай, а бывает, что вольные влюбляются в рабов или рабынь?
Она смотрит на меня таким ошарашенным взглядом, будто я сказала несусветную чушь.
— Влюбиться в раба? — тянет его за волосы, задирая голову и по-хозяйски целуя в губы, замечаю, как вторая рука поглаживает странный пульт на поясе. — Такое только жительница Амадеуса могла сказать. Повернись-ка… — тянет парня за ошейник, он становится на колени, повернувшись к ней лицом, Олинка ещё раз целует его:
— Ты меня любишь, Дэн?
— Конечно, госпожа, — отзывается тот.
— Не верю, — капризно произносит Олинка, стремительно теряя мою симпатию.
— Несравненная обожаемая госпожа, я люблю вас больше всех на свете, доставлять вам удовольствие — смысл моей жизни…
— О, как, — смеётся Олинка, демонстративно подмигивая мне. Наталкивается на укоризненный взгляд Корнеля, лицо становится несколько недовольным.
— Сядь уже, — сообщает рабу, и когда он снова умостился у её ног, так проводит рукой в драгоценных кольцах по его шее, что мне становится не по себе. Будто сейчас перережет.
