Огненная проповедь | страница 21



               * * * * *

Алиса уснула. Ее дыхание клокотало глубоко в горле.

Выйдя из сарая, я увидела Зака, сидевшего скрестив ноги на земле в лучах послеполуденного солнца. Я устроилась рядом. Зак ковырялся в зубах и грыз соломинку. Немного помолчав, он произнес:

— Я ведь видел, как он упал. — Следовало догадаться, учитывая, что брат при любом удобном случае так и ходил за папой хвостом. — Искал птичьи яйца на деревьях у верхнего выгула, — продолжил Зак, — и все видел. Вот он стоит, а затем — хлобысь! Зашатался, как пьяный, но вроде как оперся на вилы. А потом упал лицом вниз, так что я больше не видел его из-за пшеницы. — Зак выплюнул соломинку.

— Прости. Наверное, это страшно.

— Почему ты извиняешься? Это ей следует извиняться. — Брат указал на сарай, откуда доносились хрипы Алисы, сражавшейся с воздухом воспаленными легкими. — Он ведь умрет? — Я не видела смысла обманывать, поэтому просто кивнула. — Ты можешь хоть что-нибудь сделать?

Он схватил меня за руку. В свете последних событий — внезапной болезни отца и появления у нас Алисы — меня поразил Зак, впервые за много лет потянувшийся к моей ладони.

Несколько лет назад брат нашел в реке окаменелость: на небольшом черном булыжнике причудливым образом отпечаталось изображение древней улитки. Улитка стала камнем, а камень — улиткой. Я частенько потом думала, что вот так и мы с Заком отпечатались, встроились друг в друга. Сначала в материнской утробе, а затем срослись за проведенные бок о бок годы. У нас не было выбора, как и у камня с улиткой.

Я сжала руку Зака:

— Ну что я могу сделать?

— Не знаю, хоть что-нибудь. Несправедливо, что она убивает отца.

— Это не так. Она же не специально. С ней случилось бы то же самое, если бы сначала заболел папа.

— Это несправедливо, — повторил он.

— Болезнь ко всем несправедлива. Просто так происходит.

— А вот и нет. Мы, альфы, практически никогда не болеем. Это омеги всегда болезненны и слабы; уроды несут в себе дрянь и радиацию. Она слаба и отравлена. И тащит за собой отца.

Я не стала спорить с братом, поскольку он говорил правду: омеги действительно более восприимчивы к хвори.

— Она не виновата, — сказала я. — Если бы папа вдруг свалился в колодец или его забодал бык, он бы тоже прихватил ее с собой.

Зак отпустил мою руку:

— Ты не волнуешься о нем, потому что не одна из нас.

— Конечно, волнуюсь.

— Тогда сделай хоть что-нибудь. — Он сердито вытер слезу в уголке глаза.

— Я ничего не могу сделать.