Он сорвал хирургическую маску, которая скрывала низ его лица. Все врачи последовали его примеру.
Медленно, очень медленно веки стали приподниматься. И появились глаза, невероятно огромные. Белок был очень светлым, очень чистым, а радужная оболочка — очень широкой и немного прикрытой верхним веком. Ее глаза были похожи на синеву неба летней ночью, усеянного золотой россыпью.
Взгляд оставался неподвижным и был устремлен в потолок, которого он, без сомнения, не различал. Потом произошло какое-то переключение, брови насупились, взгляд стал подвижным и осмысленным. Сначала она увидела Симона, потом Маисова, Лебо, медсестер, всех. На лице женщины застыло удивление. Она попыталась говорить, приоткрыла рот, но ей не удалось подчинить своей воле мускулы языка и гортани. Она просто выдохнула воздух. Сделав неимоверное усилие, она немного приподняла голову и оглядела всех собравшихся. Она не понимала, где она находится, ей было страшно, и никто не мог ей ничего сказать, чтобы ее успокоить. Маисов ей улыбнулся. Симон дрожал от волнения. Лебо мягким голосом читал стихи Расина, самые гармоничные слова, которые могли соединиться вместе в языке: "Арьян, моя сестра, какою ж раненой любовью…"
Это была прекрасная, успокаивающая песнь. Но женщина не слушала. Было видно: ее охватил ужас. Она снова попыталась говорить, но ей опять не удалось это сделать. Подбородок задрожал. Она закрыла глаза, голова завалилась на подушку.
— Кислород! — приказал Лебо. — Сердце?
— Биение ритмично.
— Она потеряла сознание… — сказал Ван Хук. — Это сильный испуг… Что же она ожидала увидеть?
— А если бы усыпили вашу дочь и она проснулась бы среди толпы папуасских колдунов? — горячился Фостер.
Врачи решили воспользоваться обмороком, чтобы перенести ее на поверхность в комфортабельную комнату. Женщину поместили в кокон из прозрачного пластика с двойной изоляцией, который через насос снабжался чистым воздухом. Четверо мужчин несли ее на руках до лифта.
Газетные фоторепортеры бросились из конференц-зала и устремились им навстречу. Журналисты уже вбежали в свои радиокабины и обзванивали весь мир, рассказывая о том, что они видели, и о том, чего не видели. На большом экране люди в желтом снимали маски и отключали аппараты. Лансон отключил изображение операционной и включил камеру, находящуюся внутри Яйца.
Леонова резко встала.
— Смотрите! — сказала она, показывая пальцем на экран. — Господин Лансон, увеличьте изображение левого цоколя.
