* * *
Я вошел и увидел Тебя.
И тут же меня охватило жестокое, смертельное желание выгнать, уничтожить всех, кто был здесь со мной, и за дверью, и в Сфере, и на льду, и всех тех, кто замерли перед телеэкранами всего земного шара в ожидании что-то узнать и увидеть и вот-вот должны были увидеть Тебя, как видел Тебя я. Но одновременно я хотел, чтобы они Тебя увидели. Я хотел, чтобы все люди на земле узнали, как Ты невероятно, божественно прекрасна.
Показать Тебя человечеству на один краткий, как вспышка молнии, миг, а потом закрыться вместе с Тобой и вечно смотреть на Тебя.
* * *
Из Яйца струился голубоватый свет. Симон вошел первым и не включил свой фонарик. Внешняя лестница продолжалась внутри и, казалось, растворялась в чем-то голубом. Ее последние ступени превращались в черные силуэты и исчезали где-то в середине Яйца. Под ним огромное металлическое кольцо горизонтально висело в пустоте.
Именно от него исходило мерцание, легкое, но достаточное, чтобы осветить вокруг батарею аппаратов странной, незнакомой формы. Они соединялись между собой трубами и проводами, и все были немного повернуты к большому голубому кольцу. Оно висело в воздухе, ничем не поддерживаемое, и вращалось. Все другие предметы оставались абсолютно неподвижными. Кольцо было таким гладким, его движение было настолько совершенным, что Симон скорее угадал, чем увидел его, и не мог даже понять, вращалось ли оно медленно или со значительной скоростью.
Лансон вернулся в конференц-зал, чтобы наблюдать за камерами, и включил прожектор. Тысяча ватт поглотила голубое мерцание, и окружающие механизмы утратили свой таинственный вид.
Симон стоял на лестнице в пяти шагах от прозрачного пола, а Леонова на две ступеньки выше. Они одновременно перевели взгляд и посмотрели перед собой.
Верхняя часть Яйца представляла собой зал. На полу перед лестницей возвышались два золотых цоколя продолговатой формы. На каждом находился блок из прозрачного материала, похожего на очень светлый лед. В обоих блоках — ногами в сторону двери лежали человеческие существа. В левом — женщина, в правом — мужчина. Их пол не вызывал никаких сомнений, поскольку они были голыми. Член мужчины был приподнят как взлетающий самолет. Его левый сжатый кулак лежал на груди, а правая рука чуть приподнята, указательный палец вытянут в таком же жесте, как у игроков в круглом зале наверху.
Ноги женщины были сдвинуты. Руки покоились одна на другой прямо под грудью. Очертания груди, как и линии всего тела, поражали своим совершенством. Бедра напоминали песчаный холм, веками ласкаемый ветром. Скромное гнездо лобка покрывали золотистые короткие завитки волос. От плеч до пальцев ног ее тело было исполнено целомудренной гармонии, подобной той, что рождается музыкой, где каждая нота чудесным консонансом вплетается в общий аккорд.
