– Мне и пробовать не надо, – пожала плечами Ванга. – Я всегда знаю, что с тобой будет.
– И что же?
– Родишь сына. Он будет счастлив.
– А… мы с мужем? – затаив дыхание, спросила Ольга.
Ванга молчала. Рука ее касалась вот-вот готовых распуститься бутонов на розовых кустах, среди которых сидели они с Ольгой на низеньких скамеечках. Если бы Ольга чуть больше верила во всяческую мистику, то сказала бы, что ее подруга разговаривает с этими цветами – у них спрашивает ответа.
– Вам будет тяжело, – наконец сказала Ванга. – Очень тяжело.
– Мы… будем с ним вместе? – не выговорила, а выдохнула Ольга.
– Гибели не будет.
– Но что будет? – упавшим голосом спросила Ольга. – Что нас ждет?
Ванга молчала.
Ответила она на этот вопрос лишь через два дня, провожая ранним утром свою подругу. Ольга спешила к софийскому поезду. Она собиралась погостить в Струмице подольше, но и недели не выдержала: тревога гнала ее обратно в Софию, тяжкая тревога!
– Увидимся ли, Ванга? – сказала она, стоя у калитки.
– Увидимся, – кивнула та. И помолчав, произнесла тем самым голосом, который казался Ольге и пугающим, и ободряющим одновременно: – Ты не погибнешь от чужой руки, Ольга. И кого ты любишь – тоже не погибнет. Если тебе когда-нибудь покажется, что это неправда, вспомни меня.
Любка, вышедшая на порог домика, видела, как помедлила у калитки Вангина подруга. Как будто колебалась, хотела что-то спросить. Но не спросила, а, быстро поцеловав Вангу, открыла калитку и пошла прочь медленной, какой-то горестной походкой.
Любка проснулась ночью, услышав шаги Ванги. Она села на топчане, протерла глаза и увидела, что сестра стоит у распахнутой двери. В этом не было ничего страшного – понятно же, зачем ночью на двор выходят, – но Любка почувствовала тревогу.
– Куда ты, Ванга? – спросила она.
Не ответив, та вышла из дома. Любка быстро перекрестилась на икону и выскочила за ней.
Ванга стояла посреди двора, залитого лунным светом. Казалось, она смотрит на кого-то, никому кроме нее не видимого, и этот неведомый «кто-то» важнее для нее, чем все, что есть в обычной, обыденной жизни. И еще показалось Любке, что она слышит в земле глубокий гул.
– Ванга… – тихо позвала Любка. – Что ты?.. С кем ты?..
Свет, заливающий двор, стал тускнеть. Наверное, луна зашла за облако.
– Не луна, – сказала Ванга – так, будто бы Любка вслух спросила ее об этом. – Это он ускакал.
– Кто?
– Всадник. – Голос Ванги звучал так величаво, что Любке стало страшно. – Он так же высок был, светловолос и прекрасен. И доспехи его сияли, и конь копытами бил. – И тут голос ее переменился снова. То есть не переменился даже – это был теперь не ее голос, а совсем другой, ни на кого, ни на что не похожий. – Скоро все перевернется, – прозвучал из Вангиных уст этот небывалый, не принадлежащий ей голос. – Много людей погибнет, многие убегут. Но ты останешься и будешь рассказывать о живых и мертвых. Не одному человеку будешь ты о них говорить, а всем людям. Не бойся! Я тебе помогу.
