чтоб больше никогда не вырастать
до метр семьдесят, до зрелости, до смерти.
А зеркало таращится с трюмо
в молчание, пронзённое лучами,
глядишь и ничего не замечаешь,
ни мамы, возвратившейся домой,
ни как пылинки в воздухе качались.
* * *
Не хватит духу так и жить: беречь
на линиях развешенную речь,
гримаски на случайном фотоснимке,
до сердцевин продрогшие простынки.
Читавшие под телевизор спят –
щенки в коробке, горсточка опят
из рыжины какой-то кочевой –
к стене ногами, к шкафу головой.
Всё случай. Вот и выходка ведра,
уехавшего ночью со двора
куда бог весть на кашлявшей «копейке».
Под соснами пронзает муравейник
хвоинка наклонённого луча.
Сквозь тёплое безмыслие молчать,
как пятиклашка на осколке лета,
застуканный отцом за сигаретой.
Жизнь – сплошной оксюморон
Жизнь – сплошной оксюморон
Литература
/
Литература
/ Таврида - 2016
Комаров Константин
Теги:
Современная поэзия
* * *
Под ливнем ошалелым взмок репейник,
как будто бы простуда у творца,
но он, переболев, не перебелит
в черноты обращённого лица.
Лица, листа… ни почерка, ни почек
он не изменит, чувствуя вину:
не потому, что просто не захочет,
а потому, что отойдёт ко сну.
* * *
Снег падает и пропадает
в воздушных складках января,
но правды сок не пропитает
хитин голимого вранья.
Не жди, тепло бросая в холод,
когда последний свет задут,
что те, кто спешно так уходят,
на шёпот манный твой зайдут.
Они уже не обернутся
и не махнут пустой рукой –
в неведомых тебе бермудах
они отыщут свой покой.
А ты, садясь в замёрзший поезд,
в угрюмый сон очередной,
приедешь в тот же мегаполис –
глухой, пустынный, неродной,
приедешь снова в ту же зиму,
в такой же ледяной скулёж, –
и мир свой непроизносимый
опять же не произнесёшь.
И будут город, и дорога
из города, что в дым продрог,
и одинокая морока
шагающих отдельно ног,
и не берущие под руки
тебя – друзья, врачи, менты.
И – тень единственной подруги,
такой же смертной, как и ты.
* * *
Барахтаться в бархате – хуже,
чем перхать от перхоти злой,
когда ты пристыжен, простужен
и кончился твой проездной,
когда коридор межпалатный
один – от шестой до шестой –
и в небо везёт эскалатор
тебя на известный постой,
когда на пустой дебаркадер,
забытый за давностью лет,
загружен последний декабрь
и для января места нет…
И всё-таки ад этот – лучше
придуманных кем-то высот,
где главный замученный ключник
ключами глухими трясёт.
