Проснулся от грохота, треска. В окне полыхали молнии. Туча вспыхивала косматыми синими клубами. Дул резкий, мокрый ветер. Во время вспышек окно блестело множеством водяных струй. До лица долетали брызги. Люди проснулись, подымали головы, хватали пересохшими губами влажные сквозняки. Напоминали огромное лежбище моржей, где самки, окруженные детенышами, подымали тревожно головы. Ливень перехлестывал подоконник, мочил пол. От окна в зал натекал плоский ручей, который во время молний дергался ртутью. Люди подползали к ручью, жадно припадали губами. Вода быстро таяла. Так у водопоя скапливаются изнывающие от жажды животные, хватают языками драгоценную влагу. Ручей приблизился к Стрижайло. Мальчик, лежащий рядом, проснулся, потянулся к воде. Стрижайло уступил ему место. Мальчик подполз к ручью, припал маленькими губами к плоской, растекавшейся воде и стал пить. Стрижайло испытывал к нему отцовскую нежность, мучительную любовь. Смотрел, как он пьет.
ПРОСНУЛСЯ В ВООДУШЕВЛЕНИИ, ИСПОЛНЕННЫЙ МЕССИАНСТВА. За окном с осколками выбитого стекла было солнечно, с утра начинало припекать. От ночного ливня не осталось следа. Водяной ручей на полу был выпит. Люди вокруг, искавшие следы ночной влаги, напоминали животных на краю высохшего водоема. Его мессианство заключалось в сбережении "человечности", как признака, позволяющего людям называться людьми. Посвященный в мистическую тайну "перекодирования" истории, он один мог взять на себя миссию спасителя, — не поддаться ужасному параличу и не позволить другим впасть в безвольную духовную немочь. Окружавшие его люди были племенем, идущим по безводной пустыне, а он был их пастырь, ведущий соплеменников в обетованную землю. Так думал он о себе, испытывая мучительную жажду, стараясь телесную муку одуховторить сознанием подвига.
Толпа, изнемогая, шевелилась, издавала непрерывный тягучий стон. Стрижайло чувствовал, как томится и мучается жизнь, как испаряется из нее драгоценная влага, как иссыхают тела, становясь тоньше и немочней. Носы у людей заострились, губы обесцветились и покрылись серой коростой. Глаза лихорадочно блестели. И повсюду слышалось: "Пи — и — и — ить". Этот звук напоминал тоскливый крик птицы, у которой разорили гнездо. Было невыносимо ощущать страдание стольких людей, медленную гибель детей и женщин.
По залу расхаживал молодой боевик, коротко стриженный, с рыжеватой челкой и зелеными насмешливыми глазами. Держал наперевес тяжелый автомат. К нему протягивались умоляющие руки, и очередная мать просила:
