Именно это хладнокровное убеждение, пусть и бессознательно, явилось лекарством при возникшем кризисе. Германия приняла ряд мер военного характера и предложила Франции и России участвовать в коалиции против Британии. Но отсутствие ответа от этих стран, спокойствие правительства лорда Солсбери и чувство собственного бессилия на море на этот раз предотвратили, казалось бы, неминуемую угрозу миру.
Все же опасность, предотвращенную из-за недостатка сил, нельзя было считать миновавшей. Именно с этого момента начался действительный рост германских морских амбиций, выразившийся в 1897 году в словах кайзера: «Трезубец должен быть в нашем кулаке» — и в действиях императора, поручившего адмиралу Тирпицу создать этот «трезубец». В этот же год увидела свет первая большая морская программа Германии, а также раздались слова кайзера, во время посещения Дамаска лично объявившего себя защитником всех магометан во всем мире.[4] Это было прямой провокацией по отношению к Британии и Франции. И даже не только для них: открытое признание за собой роли священного покровителя Турции стало фатальным и для добрых отношений Германии с Россией. Тень кайзера легла на пути устремлений России к Константинополю — цели всех ее мечтаний.
Кайзер проиграл в политике, потому что подобно высмеянным Наполеоном оппонентам, «старался ухватить слишком многое за раз», заставляя другие державы (которых Бисмарк отвлекал, натравливая друг на друга) видеть повсюду, куда бы они ни смотрели, только одно — бронированный кулак Германии.
Тем не менее вслед за оскорблением в Южной Африке, в 1898 году последовало предложение Британией именно того союза, которого тщетно добивался Бисмарк. Но теперь настала очередь Германии сомневаться в искренности партнера. С британской стороны это предложение было вызвано новым и неприятным чувством — англичане ощутили свою изоляцию и слабость. Основывалось предложение на старом сознании естественного родства с Германией, но на деле выглядело как признание своей слабости — а слабость не была чувством способным вызвать симпатию у новой Германии. Тем более, что одним из немногих наследий Бисмарка, воспринятых его преемниками, была склонность недооценивать мощь Британии и переоценивать возможности России.
В повторных отказах Германии от предложений Чемберлена между 1898 и 1901 годами доминирующим фактором оказались интриги незаметного, но сварливого, подозрительного и жалкого чиновника министерства иностранных дел по фамилии Гольштейн
