Такой анализ житейски здорового человека останется, понятно, незаконченным. Кто знает цену полученному таким образом самопониманию и повышению самообладания, тот будет затем продолжать аналитическое исследование своей личности в форме самоанализа и довольствоваться тем, что будет всегда ожидать найти в себе что-нибудь новое, смотря на себя как бы со стороны. Зато аналитик, пренебрегший анализом своей личности, будет наказан не только неспособностью до известной степени поучаться на своих больных, он подвергнется еще более серьезной опасности, которая может стать опасностью для других. Он легко будет подвергаться искушению проецировать в науку, как общую теорию, свои смутные восприятия от собственной личности, он подорвет кредит психоаналитического метода и поведет по ложной дороге неопытных.
ё) Я прибавлю еще некоторые другие правила, в которых будет указан переход от установки врача к лечению анализируемого.
Для молодого и ревностного психоаналитика является, конечно, заманчивым, если он вносит многое из собственной индивидуальности, чтобы увлечь за собой пациента и одним взмахом поднять его над границами его узкой личности. Можно было бы думать, что допустимо и даже целесообразно было бы со стороны врача, для преодоления имеющегося у больного сопротивления, показать ему собственные душевные дефекты и конфликты, откровенными сообщениями их своих переживаний дать ему возможность стать на одном уровне. Доверие обязывает к взаимности, и кто требует откровенности, должен и сам быть откровенным.
Но в отношениях психоанализа многое протекает совсем иначе, чем мы должны были бы ожидать по данным сознательной психологии. Опыт не говорит за преимущества такой аффективной техники. Не трудно также заметить, что мы таким образом оставляем почву психоанализа и приближаемся к лечению внушением. Этим достигается разве только то, что пациент легче и раньше сообщит что-либо известное ему самому, о чем он из чувства сопротивления еще некоторое время умолчал бы. Для вскрытия бессознательного такая техника не действительна, она делает больного не способным преодолеть более глубокое сопротивление и в тяжелых случаях всегда наталкивается на возбужденное любопытство больного, который охотно готов был бы перевернуть отношения, так как анализ врача для него интереснее, чем его собственный. Разрешение “перенесения”, это главная задача лечения, также затрудняется интимной “установкой” врача, так что некоторая выгода в начале, делается в конце концов более, чем сомнительной. Я не замедлю, поэтому отбросить этот род техники, как ошибочный. Врач должен быть непроницаем для анализируемого, и, как зеркальная поверхность, показывать только то, что в нем отражается. Во всяком случае, практически ничего нельзя сказать против усиления анализа некоторой порцией внушения, для скорейшего достижения видимых результатов, как это необходимо бывает, например, в лечебных учреждениях, но надо требовать, чтобы терапевт сам не оставался в сомнении относительного того, что он предпринимает, чтобы он знал, что его метод не есть настоящий психоанализ.
