Погода изменилась. Низкие темные облака неслись как стадо черных быков. Резкий ветер тянул с моря на город. Подходя к мосту, Джега увидел, что вода подступила к самым береговым устоям.
«Как бы не залило», — вяло подумал Джега, наклоняя голову, чтобы легче было итти против ветра. Сойдя с моста, врезался в переулок, и тут вдруг кинулась в голову одно словцо, сорвавшееся с маленьких румяных губ: «муж!»
Засмеялся громко и, скинув шапку, замахал сильней по улицам. Усталости как не бывало. Ноги бежали сами собой. Не мог и ветер остановить, как ни рвал из рук портфель. Проворчал вдалеке гром. Упали первые тяжелые капли дождя; стало темно, как ночью. Джега прибавил ходу, вбежал в зеленую калитку палисадника и вместе с ярко вспыхнувшей молнией ворвался в дом. В полутемной передней к груди припала легкая белая фигурка:
— Наконец… наконец… нехороший… забыл… забыл жену… Не мог раньше прийти, злюка!
Билась у груди как стрекоза в окне, судорожно поглаживала ручками его щеки.
— Я так боялась, что тебя гроза застигнет. Страшно одной было. Ну, идем же скорей, ты устал, бедный.
Не разжимая рук, сведенных на его затылке, потянула настойчиво и нежно за собой. Распахнула дверь и уже в своей комнате оторвалась от него и стала рядом. Джега стал как вкопанный и смотрел во все глаза. Комната начисто прибрана и приодета. Везде белые, свежие покрывала, лампочка, обернутая тонкой бумагой, покачивается синим глазком в блестящем зеркале. Посредине стол, накрытый белой скатертью, уставленный тарелочками и баночками. Между тарелками бутылка токайского поблескивает темным животом. На полу шкура белого медведя, которого раньше не было в комнате. Юлочка стояла рядом с ним и посматривала плутовато, нежно и опасливо.
Джега повел прихмуренными бровями:
— К чему это все? Глупая! Разве без маскарада нельзя?
Прижалась, нежная, просящая.
— Милый, ну, я хочу. Мне хочется как-то этот день выделить из других.
Оживилась.
— Ты бы знал, сколько я работала. Чуть со стола не упала, когда лампочку завертывала. Это ведь все для тебя, для нас с тобой.
Вдруг выскользнула в сторону и пропела, лукаво придерживая пальцами белое платье.
— Тебе нравится это платье? Это платье тоже для тебя. — Свила руки вокруг шеи жгутом белым, ароматным.
— Джега, голубчик мой, для тебя ведь все, все…
Прижалась к нему, и Джега почувствовал под тоненьким белым платьицем теплое мягкое дрожащее тело, почувствовал, что оно отдается ему безраздельно, как никогда раньше.
